Бирман, Александр Михайлович
Поделись знанием:
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
| Александр Михайлович Бирман | |
| Научная сфера: | |
|---|---|
| Место работы: | |
| Альма-матер: |
Московский плановый институт (1937) |
Александр Михайлович Бирман (15.10.1910, Подольская губерния — 27.04.1984) — доктор экономических наук, профессор (1960). Автор нескольких книг и множества статей. Работал в Госплане СССР, а с 1948 преподавал в Московском государственном экономическом институте (декан финансового факультата) и в институте им. Плеханова (зам. директора).
Окончил Московский плановый институт (1937) и получил направление в Госплан. В 1941 году защитил кандидатскую диссертацию, против голосовал один С. Г. Струмилин. С 1947 года преподаёт в Московском государственном экономическом институте. В 1959 году защитил докторскую диссертацию.
Публикации
- «Финансы отраслей народного хозяйства СССР», части 1,2. Москва, 1953-57 гг.
- «Планирование оборотных средств», 2-е изд. Москва, 1956 г.
- «Некоторые проблемы науки о управлении народного хозяйства», 3-е изд., Москва, 1965.
- «Учись хозяйствовать» 3-е изд., Москва, 1966 г.
- «Организация оборотных средств промышленных предприятий» 1967 г.
- «Организация финансовой работы на промышленных предприятиях» 1967 г.
- «Талант экономиста» 1968 г.
- «Самая интересная наука», Москва, 1969 г.
- «Очерки теории советских финансов», 3 выпуска Москва, 1968—1975 гг.
- «Увлекательная экономика» 1975 г.
- «Экономические рычаги повышения эффективности производства. Размышления экономиста» 1980 г.
Напишите отзыв о статье "Бирман, Александр Михайлович"
Ссылки
- [web.archive.org/web/20110919060851/www.inecon.ru/tmp/Birman.pdf Александр М. Бирман и его время. К 100-летию со дня рождения. М., 2010.]
- [www.rea.ru/Main.aspx?page=FF_Birman_Aleksandr_Mikhajjlovich Бирман Александр Михайлович]
|
Это заготовка статьи об учёном-экономисте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Бирман, Александр Михайлович
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
