Битва при Рудау

Битва при Руда́у
Битва при Рудау и владения Тевтонского ордена в 1308—1455 (Рудау находится севернее Кёнигсберга)
Дата	17 февраля 1370 года
Место	деревня Рудау 54°52′19″ с. ш. 20°27′37″ в. д.54.87194° с. ш. 20.46028° в. д. / 54.87194; 20.46028
Итог	победа Тевтонского ордена
Противники
Тевтонский орден Великое княжество Литовское
Командующие
Винрих фон Книпроде Хеннинг Шиндекопф † Ольгерд и Кейстут
Силы сторон
10 тыс. 17 тыс.
Потери
неизвестно неизвестно

Битва при Руда́у (нем. Schlacht bei Rudau) — сражение, произошедшее 17 либо 18 февраля 1370 года между войсками Тевтонского ордена и Великого княжества Литовского. Битва произошла возле деревни Рудау севернее Кёнигсберга, на Самбийском полуострове.

Армией Тевтонского ордена командовали великий магистр Винрих фон Книпроде и маршал Хеннинг Шиндекопф, армией Великого княжества Литовского — Ольгерд и Кейстут. Ольгерд и Ягайло перешли Куршский залив по льду и возле замка Рудау соединились с пришедшими по суше Кейстутом и Витовтом. В дальнейшем планировалось атаковать Кёнигсберг. Однако в Ордене было известно о готовящемся нападении от пленных, поэтому против армии Великого княжества Литовского была направлена подготовленная заранее армия.

В ходе битвы войско Великого княжества Литовского потерпело поражение. Согласно Т. Нарбуту, литовцы хоть и не победили в битве, но извлекли значительную пользу. Орден понёс серьёзные потери: в частности, были убиты два комтура и маршал Хеннинг Шиндекопф, а также был захвачен орденский обоз.

Отрывок, характеризующий Битва при Рудау

– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.