Бойтлер, Вениамин Самойлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вениамин Самойлович Бойтлер
Род деятельности:

архитектор, монтажёр немого кино

Отец:

Самуил Бойтлер

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Вениамин Самойлович Бойтлер (1896—1976) — советский киномонтажёр, архитектор, инженер-строитель. Брат сценариста Михаила Бойтлера, актёра Аркадия Бойтлера, певицы Анны Бойтлер и балерины Инны Чернецкой (Бойтлер).



Биография

Родился в Риге. В начале 1920-х гг. в Москве работал в области перемонтажа зарубежных кинокартин для требований советской цензуры, зарекомендовав себя как выдающийся мастер этого дела[1]. В частности, по воспоминаниям работавшего вместе с Бойтлером Сергея Эйзенштейна,

Известен один монтажный тур-де-форс, произведённый именно Веньямином, последним из этого ряда. Пришла из-за границы картина с Яннингсом «Дантон». У нас она стала «Гильотиной». В советском варианте была сцена: Камилл Демулен отправлен на гильотину. К Робеспьеру вбегает взволнованный Дантон. Робеспьер отворачивается и медленно утирает слезу. Надпись гласила что-то вроде: «Во имя свободы я должен был пожертвовать другом…» — Всё благополучно. Но кто догадывался о том, что в немецком оригинале Дантон, гуляка и бабник, чудный парень и единственная положительная фигура среди стаи злодеев, что этот Дантон вбегал к злодею Робеспьеру и… плевал ему в лицо? Что Робеспьер платком стирал с лица плевок? И что титром сквозь зубы звучала угроза Робеспьера, угроза, становившаяся реальностью, когда в конце фильма на гильотину восходил Яннингс — Дантон?! Два маленьких надреза в плёнке извлекли кусочек фильма — от момента посыла плевка до попадания. И оскорбительность плевка стала слезой сожаления по павшему другу…[2]

О другом виртуозном приёме Бойтлера писал Виктор Шкловский:

Ему нужно было, чтобы человек умер, а он не умирал. Он выбрал момент, когда эта предполагаемая жертва зевала, взял кадр и размножил его, получилась остановка действия. Человек застыл с открытым ртом, осталось только подписать: смерть от разрыва сердца. И этот приём был настолько неожиданным, что никем не был опротестован[3].

Одновременно с этой работой окончил Московское высшее техническое училище как архитектор (1929). В студенческие годы входил в творческий кружок авангардного направления «Радуга в мозгах»[4]. Затем работал в кабинете архитектуры промышленных сооружений при Всесоюзной Академии архитектуры под руководством И. С. Николаева[5]. В середине 1930-х гг. был одним из авторов проекта архитектурной реконструкции завода «Серп и Молот»[6][7].

Напишите отзыв о статье "Бойтлер, Вениамин Самойлович"

Примечания

  1. Ю. Цивьян. [magazines.russ.ru/nz/2008/5/ci21.html Жест-каламбур: к истории перемонтажа] // «Неприкосновенный запас», 2008, № 5 (61).
  2. Эйзенштейн С. М. Избранные произведения: В 6 т. — М., 1964. — Т. 5. — С. 69—70.
  3. Шкловский В. Б. За 60 лет. Работы о кино. — М., 1985. — С. 43.
  4. С. О. Хан-Магомедов. Архитектура советского авангарда. — М.: Стройиздат, 1996. — Кн. 1. — С. 388.
  5. История русского искусства. — М.: Издательство АН СССР, 1964. — Т. 12. — С. 49.
  6. М. Бархин, А. Зильберт. Архитектурная реконструкция завода «Серп и молот» // «Архитектурная академия», 1935, № 6, с. 40.
  7. В. Бойтлер. Архитектурная реконструкция завода «Серп и молот» // Проблемы архитектуры. — М. : Изд-во Всесоюзной академии архитектуры, 1936—1937. — Т. 1, Кн. 2.

Ссылки

  • archive.is/FzoB9

Отрывок, характеризующий Бойтлер, Вениамин Самойлович

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.