Бохановский, Павел Петрович

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан) К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Павел Петрович Бохановский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Павел Петрович Бохановский (Бухановский), Павел Петрович Бобырь-Бухановский (около 1863, Ничипоровка, Пирятинский уезд, Полтавская губерния, Российская империя — около 1917, Ничипоровка, Пирятинский уезд, Полтавская губерния, УНР) — украинский и российский общественный деятель, революционер.

Жизнеописание

Род Бухановских (Бохановских, Бобырь-Бухановских) принадлежит к старинным старшинским и дворянским родам Малороссии XVIII века. Среди известных представителей этого рода, возможно — прямых предков Павла Петровича встречаем писаря Яготинской сотни Переяславского полка в 1757—1767 гг. Петра Бохановского.

В середине XVIII века в селе Пологи-Яненки имел земельные владения возный земский переяславский Иосиф Бохановский.

К этому роду также принадлежит известный украинский и российский революционер И. В. Бохановский (1848—1917).

Павел Петрович родился в семейном поместье Бухановских в селе Ничипоровка Пирятинского уезда Полтавской губернии около 1863 года. Дворянин Пирятинского уезда, сын землевладельца.

С детства любил науку, был способным учеником, закончил с золотой медалью гимназию в местечке Лубны. Туда его возили подводой, потому что железной дороги еще не было.

Учился в Новороссийском университете в Одессе, на факультете романских языков. В 1885 году окончил его со званием кандидата естественных наук на отлично. Прекрасно знал французский, итальянский, испанский, факультативно изучал немецкий. После окончания обучения работал на таможне Одесского порта как переводчик. В это время у него начало портится зрение.

Уже в 1882 году был замечен в политической неблагонадежности и в августе 1884 года был поддан негласному наблюдению.

17 августа 1884 года был арестован и взят под следствие в деле одесских революционных кружков. По этому делу среди прочих были арестованы ученицы школы Лесевицкого Ганелина и Звезде, потом в ночь с 16 на 17 агуста бывший учитель Ришельевской гимназии, возвращенный из ссылки Павел Мавроган, студент естественного факультетат 4 курса Яков Барский (у обоих диагностировано "серьезное психическое расстройство "), студент естествоведения 4 курса Павел Бохановский, кандидат физико-математического факультета Рудольф Данилович, студент-юрист Иосиф Русецкий, слушатель Харьковских фельдшерских курсов Елизавета Кац, женщина-доктор Дора Андреевна Барская, студент Семён Гальперин.

Следствие установило, что зимой и весной 1884 года он посещал собрания на квартире Даниловича, имел отношения с народовольцами Б.Оржихом, Шлемензоном, М.Песисом и другими и, по словам, Н. Квицинской, был кассиром кружка помощи политическим ссыльным и заключенным.

С 17 августа 1884 года по 3 марта 1885 года находился под арестом. Соответственно высочайшему повелению от 16 июля 1886 года подлежал надзору учебного начальства на два года с заменой его, в случае выхода или исключения из учебного заведения гласным надзором полиции натот же срок вне местностей, которые находятся на особом режиме охраны.

В связи с окончанием университета еще в 1885 году подчинен гласному надзору полиции в Екатеринославе. После окончания срока гласного надзора подчинен негласному. В 1888 году харьковский губернатор запретил ему жить в Харьковской губернии. Жил в Нечипоровке.

17 августа 1889 года негласный надзор полиции был прекращен.

Женился. Практически до конца жизни жил в Ничипоровке.

Был гласным Переяславского и Пирятинского уездных и Полтавского губерниальных земств. Кроме того — один из основателей и душа сельских и уездных кредитных союзов Пирятинщины и Полтавщины.

По словам Ивана Козуба, опубликованным в его книге «Доба і доля», в старшем возрасте часто вспоминал своё университетское окружение, из которого вышли Лев Ильич Мечников, Павел Борисович Аксельрод, Лев Григорьевич Дейч и другие. Делал намеки, что он тоже разделял их политические взгляды, из-за которых они в конце концов заплатили изгнанием: Лев Григорьевич Дейч и Павел Борисович Аксельрод поселились в Швейцарии, а Лев Ильич Мечников во Франции.

Хорошая память, разнообразные знания, умение доходчиво и убедительно высказывать свою мысль делали Павла Петровича желанным участником всяческих кружков и сообществ. Не удивительно, что среди его друзей были помещики Чикаленко, Падалка, агроном Пикуль — образованные и культурные люди, которые по тем временам имели достаточно современные взгляды на общественную жизнь, хозяйство и мир вокруг.

По словами украинского советского революционера и общественного деятеля Ивана Игнатьевича Козуба, который с 1914 года более 12 месяцев исполнял обязанности секретаря-поводыря у Бухановского, семейная жизнь у Павла Петровича к сожалению сложилась несчастливо. Имел сына-инвалида, который был умалишенным и прикованным к постели, не мог ходить, думать и разговаривать, которого кормили с ложечки. Имел жену, с которой были достаточно прохладные и напряженные отношения, которая мало обращала внимание на его чувства, приводя домой посторонних мужчин (см. Иван Козуб. «Доба і доля»)

В старшем возрасте был практически слепым. Брал себе в слуги-казачки сельских детей, обучал их грамоте и платил им за то, что они ему вслух читали книги. Среди прочих у него в казачках некоторое время были будущие вольные и красные казаки-революционеры Пирятинского уезда, уроженцы села Капустинцы Иван Игнатьевич Козуб и Кузьма Павлович Бублик (1901—1925).

Про Павла Петровича Бохановского вспоминал хорошим словом украинский учёный Семён Павлович Бублик, родной брат украинского вольного и красного казака-революционера Кузьмы Бублика (1901—1925), воспитанника Павла Петровича Бохановского, который его научил читать и писать, а потом помог ему устроится на государственную стипендию в Лубенский агротехникум:

«Був 1915 рік. Якось одного разу (і я пам’ятаю) до нашого двору під'іхала панська четвірка і до хати зайшов (вірніше кучер завів) огрядний пан. То був поміщик Бухановський. Він з ближнього села Нечипорівки. Бухановський був сліпий, але поважна і розумна людина. Він сказав батькові, що хоче найняти Кузьму козачком, аби той міг йому бути за проводатира, а також читати йому і писати. За це він обіцяє через рік допомогти Кузьмі поступити десь дальше вчитись і виклопотати державну стипендію. Крім того, Бухановський зобов’язався дещо платити і дозволив батькові пасти корову на його пасовиську. Бухановський додержав свого слова: в 1916 році Кузьма витримує екзамен до Лубенської агрономічної школи (технікума) і одержує стипендію. В 1918 році він іі закінчує, проте працювати агрономом йому не довелося, він поринув в організацію Комсомола на Украіні, приймає участь в революційному русі, громадянській війні в складі Червоного козачества під командуванням Прімакова. Позаду лишилися буремні роки, настало мирне життя і ось 11 червня 1925 року в Староконстантинові на спортивному тренуванні з конём Кузьма трагічно гине. Він уже червоний командир загинув на 24-му році свого життя.»

Как сложились последние года жизни Павла Петровича Бохановского точно неизвестно. Судя по всему он тихо умер в своем маетке в годы революции, борьбы за правду, свободу и общественное народовластие под разными флагами и лозунгами на землях бывшей Российской империи, революции, подготовке которой он посвятил практически всю свою непростую, интересную и исполненную приключениями, трудами и подвигами жизнь.

В наше время, когда история земель Киевской Руси-Украины эпохи Российской империи, в частности предреволюционного периода конца 18 — начала 20 века, в том числе жизнедеятельности общества Пирятинского уезда Полтавской губернии снова привлекает внимание исследователей Павел Петрович Бохановский и революционеры его поколения снова начинают привлекать внимание исследователей. Как пример можно привести заметку краеведа Василия Яременка «Про „одного сліпого і дуже цікавого пана“» за 2009 рік.

Ссылки

[ru.rodovid.org/wk/Запись:479837 Бохановский, Павел Петрович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

• krytyka.com/ua/articles/lysty-veresen-zhovten-2009
• histpol.pl.ua/ru/biblioteka/11711-ak-1901
• narovol.ru/document/nv14.htm
• slovari.yandex.ru/Революционеры/Бохановский%20Павел%20Петрович/
• МЮ 1885, № 10741. — Доклады 1886, III, 649—708. — Справочн. листок. — ДП III, 1884, № 1093; 1889, № 820; № 890, № 74, ч. 26 и 48. — Список поднадз. 1887 г., 69; 1888 г., 26.
• Хроника револ. борьбы. «Нар. Воля» XI—XII (1885) (Литература партии «Нар. Воля» (Ук.). — Хроника революц. борьбы. «Вестн. Нар. Воли» IV (1885),
• Іван Козуб. «Доба і доля»
• chtyvo.org.ua/authors/Kozub_Ivan/Doba_i_dolia/

Отрывок, характеризующий Бохановский, Павел Петрович

Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.