Послушная грамота

Послу́шная грамота — документ, выдававшийся при оформлении прав собственности, включая пожалование(«отказ»), вступление в наследство или восстановление утерянных документов, на населённую землю, а также иных прав. Распространёны были в XVI—XVII веках.

По форме послушная грамота представляла собой предписание(формуляр) населяющим землю людям повиноваться новому владельцу, пахать ему пашню («пашню на помещика пахати»), платить ему оброк и выполнять другие законные требования. При этом грамота не содержала точного перечисления повинностей.

В словаре Даля «послушная грамота» — указ о вводе во владение людьми.

Послушная грамота определяла отношения между землевладельцем и крестьянами, устанавливая права помещика в отношении крестьян и обязанности последних. Выделяется три типа послушных грамот землевладельцев.

В грамотах первого типа( до 60-х годов XVI в.), формуляр имеет следующий вид:

И вы б [крестьяне] к [помещику] приходили и слушали его во всем и доход бы денежный и хлебный и мелкий доход давали по старине, как давали доход наперед сего прежним помещикам.

В грамотах второго типа (60-х годы XVI в.), формула меняется:

И вы б [крестьяне] [помещика] и его приказчика слушали и пашню его пахали, где себе учинит, и оброк платили

В грамотах третьего типа (60—90-е годы XVI в.), формула становится такой:

И вы б все крестьяне, которые в том селе живут, [помещика] слушали, а пашню пахали и оброк платили, чем вас изоброчит

При необходимости общим приказам Российского государства действовать в сферах, которые были подчинены особенным приказами, последние писали начальству области послушную грамоту. Например, в областях действия Сибирского приказа предписания никаких других приказов не имели силы без послушной грамоты, выданной им.

Часто послушные грамоты оформлялись при риске невыполнения законных требований.

Например, в 1684 году при розыске беглых крестьян из Дворцового судного приказа были присланы приставы. При прибытии в волость, где укрывались беглые, они предъявили приказчику волости послушную грамоту и он дал им память для старосты деревни.

Послушные грамоты давались от приказов к воеводам.

.... В другом случае, когда нужны были на построенные корабли гребцы, кормщики и работные люди, для сбора их Новгородской четверти нужны были послушные грамоты к воеводам Коломенскому, Переславскому, Касимовскому и Муромскому. К последнему была послана послушная грамота из Костромской четверти. Точно также,когда корабельное дело было уже в заведовании посольского приказа, Казанскому воеводе был послан указ из Казанского дворца о приёме кораблей и снабжении их всем нужным. Затем воеводы часто отказывались исполнять предписания без грамоты из надлежащего приказа. Например, Полуектов писал в Новгородскую четверть, что „Коломенский воевода Фёдор Греков от рассылки трёх пушкарей у него взял, и в пушкарях отказал, для того что к нему из пушкарского приказу государевы грамоты не присланы. Но кажется, можно предположить, по соображению с другими фактами, что приказ писал по своему делу прямо к воеводе,когда вопрос не касался прямо интересов приказа, ведавшего город, или можно было не ожидать сопротивления со стороны местного начальства. Но при возможности отказа и неисполнения, нельзя было обойтись без послушной грамоты от областного приказа Необходимость послушных грамот ощущалась, впрочем, только в отдельных случаях Например, в 1671 г. приказ Большего дворца отправил рудознатцев для приискания серебряной руды в Холмогорский уезд.

Послушные грамоты, которыми подтверждались владения калужских монастырей после разорения в Смутное время (первая половина XVII века) оканчивались однообразной формулировкой «всем крестьянами, которые в той вотчине и деревне живут и на пустошах хотят жить, монастыря игумена .... с братией слушали и пашню на них пахали, доход им монастырский платили». За нарушение послушной грамоты, за обиду, нанесенную настоятелю или братии, монастырским слугам и крестьянам полагалась царская опала

Литература

• Барщина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
• ГРАМОТЫ послушные // ЭСБЭ

Отрывок, характеризующий Послушная грамота

– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.