Взрыв автобуса в Краснодаре
| Взрыв автобуса в Краснодаре | |
 Автобус ЛАЗ-695Е после взрыва | |
| Место атаки | |
|---|---|
| Цель атаки |
пассажиры автобуса |
| Дата | |
| Способ атаки |
взрыв |
| Оружие | |
| Погибшие |
10 |
| Число террористов |
1 |
| Террористы |
Пётр Волынский |
Взрыв автобуса в Краснодаре — террористический акт, совершённый душевнобольным Петром Волынским 14 июня 1971 года.
Содержание
Жизненный путь Волынского
Пётр Кузьмич Волынский родился 25 ноября 1939 года в Краснодаре. Рос сиротой[1].
Окончил Ставропольское суворовское военное училище. Затем поступил в Кубанский медицинский институт и окончил его в 1968 году, получив квалификацию врача-терапевта[1]. По воспоминаниям однокурсников, именно во время учёбы у него стали проявляться первые признаки шизофрении: он постоянно носил с собой чемодан, в котором что-то тикало и время от времени звонил будильник, однако тогда серьёзных подозрений не вызвало[2][1].
На странности в поведении Волынского обратил внимание переведённый из Курской области сотрудник КГБ Кирилл Чередниченко, который снял у того комнату в Краснодаре. В частности, оказалось, что Волынский спускал на верёвках из окна своей квартиры на пятом этаже алюминиевые тарелки и заявлял, что это система сигнализации на случай вторжения грабителей. Ректорат вуза был проинформирован о поведении Волынского по линии КГБ, после чего заведующий кафедрой психиатрии института Николай Александрович Хромов провёл со студентом профилактическую беседу, однако тот затаил на профессора обиду[1].
Окончив институт, Волынский некоторое время работал в медицинских учреждениях региона (в частности, в Брюховецкой райбольнице, где не выдержал испытательного срока, в Новодеревянковской участковой больнице, в районной поликлинике)[1]. После того, как в краевое управление здравоохранения стали поступать жалобы о том, что Волынский в ходе лечения прижигает пациентам пальцы спиртовкой, он был лишён врачебной практики, а профессор Хромов выставил ему диагноз «шизофрения»[1]. Впоследствии Волынский работал подсобным рабочим на стройке[3] и грузчиком на Станкостроительном заводе им. Седина[1].
Лига низкорослых людей. Первые попытки взрывов
У Волынского развился комплекс неполноценности, связанный с его маленьким ростом (160—165 сантиметров). Он завел две тетради, в одной из которых записал устав провозглашенной им Лиги низкорослых людей, а в другой, в частности, описал собственную принудительную стерилизацию в краевом психдиспансере[1].
Из записей Волынского следовало, что низкорослые, как он сам, — уникальные и умственно одарённые люди, а высокие подвергают их унижениям. Поэтому низкорослые люди должны объединиться для уничтожения высоких граждан и руководящих работников, писал Волынский[4][2].
В дневниках Волынский упоминал, как ходил по улицам Краснодара и задавал низкорослым мужчинам вопросы о готовности к борьбе против высокорослых. Он также считал, что нашёл семерых единомышленников[1].
Кроме того, Волынский был очень сильно обижен на тех, кто не дал ему больше заниматься медициной, и решил отомстить тем, кого считал виновными в этом, и даже намекнул о своём намерении коллегам[3]. Раздобыв нужные компоненты, он приступил к сборке взрывного устройства и в январе 1971 года заминировал вход в квартиру профессора Хромова. Устройство, которое террорист повесил над дверью, состояло из корпуса огнетушителя, набитого бездымным порохом и шариками из подшипников для увеличения поражающей силы, соединённого с ним для противовеса утюга и, по некоторым данным, будильника. При нарушении баланса веса должен был произойти взрыв, но он не состоялся благодаря бдительности соседки (по другой версии, пришедших к Хромову гостей), вовремя обнаружившей заминированную дверь. Прибывшие сотрудники милиции пришли к выводу, что имело место обычное хулиганство, поисков проводить не стали и выбросили взрывное устройство в реку Кубань[4][2][1].
Волынский также пытался пробраться с бомбой в чемодане в кинотеатр «Аврора», чтобы взорвать его, когда в зале находились городские чиновники, но администратор не пустила его без пригласительного билета[2][1].
Взрыв автобуса
Теракт произошел 14 июня 1971 года. В намеченном Волынским автобусе ЛАЗ-695Е маршрута № 1 «Улица Герцена — Радиозавод» находились, по разным данным, от 80[1] до 100 пассажиров. Около 8:20 утра Волынский зашёл в автобус и поставил бомбу в чемодане на пол[2] возле бензобака[3]. После того, как автобус отъехал от остановки, Волынский притворился больным и попросил водителя срочно выпустить его[1] (по другой версии, он вышел на следующей остановке).
Взрыв произошёл приблизительно в 8:30 на улице Тургенева. Рассказывали, что он был настолько сильным, что автобус подбросило в воздух, а взрывная волна повалила росшие неподалёку деревья и выбила в окрестных домах двери и окна[2]. На месте были убиты пять человек, ещё пять впоследствии скончались в больнице, многие пассажиры получили ранения[4]. Взрывное устройство было начинено металлическими шариками, гвоздями и подшипниками, которые пробили бензобак автобуса, в результате чего он загорелся[1]. Не получивший значительных ранений водитель сумел открыть заклинившие двери[2] и разбить монтировкой окна, однако получившие тяжёлые травмы люди не смогли выбраться из салона и сгорели в нём[2][1].
Расследование теракта. Арест Волынского и его дальнейшая судьба
По всей улице Тургенева из заборов частных домов изымались детали взрывного устройства[2]. Уже в день взрыва было установлено, что взорвалась самодельная бомба[3]. Выжившие пассажиры рассказали, что видели в автобусе невысокого мужчину в кепке и с большим черным чемоданом[2]. Кроме того, одной из найденных деталей был кусок огнетушителя. Когда сотрудники правоохранительных органов стали проверять схожие преступления, они нашли данные о покушении на психиатра, квалифицированном как хулиганство. Врач сказал на допросе, что подозревает Волынского в покушении на него[2].
Краевое управление КГБ нашло Волынского в течение двух суток после взрыва[3] (по другим данным — за один день)[4]. В квартире террориста были обнаружены газовые баллоны, ящик, порох, пробки, разобранные подшипники, нихромовая проволока[1][4] (взрывчатых веществ было бы достаточно для взрыва пятиэтажного дома), литература по взрывному делу, а также портрет Наполеона I с надписью «Мне можно всё»[2]. Кроме того, Волынский тщательно подсчитывал расходы на производство взрывных устройств, в результате чего следователям удалось установить, что взорванная бомба обошлась ему всего в 40 рублей[4][1].
Летом 1971 года недалеко от вокзала «Краснодар-1» террорист был задержан. Когда на допросе его спросили, что же побудило его на такое преступление, он не раздумывая ответил: «Я ненавижу людей»[3]. Также на допросах он утверждал, что убивал людей из-за того, что высокие люди всячески принижают низкорослых, отлавливают и кастрируют их[2].
Судебно-психиатрическая экспертиза признала Волынского невменяемым. Официальные источники сообщали, что Волынский направлен на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу закрытого типа в Смоленской области. В телепередаче «Следствие вели…» позже рассказывалось о том, что Волынский пропал без вести вскоре после своего освобождения[5]. Однако в начале 2000-х годов журналист Эдуард Сафронов, приехавший в специализированную психиатрическую больницу № 2 в посёлке Новый Абинского района Краснодарского края, увидел Волынского в одиночной палате. Главный врач больницы Вадим Захаров сказал Сафронову, что Волынский содержится в этой больнице уже много лет. По словам Захарова, Волынский — «интереснейший собеседник», но он, «видимо, до конца дней своих будет жить в плену собственной теории, что весь мир делится на „больших“ и „маленьких“. Прямо комплекс Наполеона. Причём первые угнетают вторых, поэтому с ними надо бороться всеми силами и средствами»[4]. В феврале 2015 года кубанским журналистам удалось получить подтверждение информации о том, что Волынский до сих пор содержится в этой больнице[1].
Напишите отзыв о статье "Взрыв автобуса в Краснодаре"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 Чайка В. [www.kuban.kp.ru/daily/26347/3229771/ Одного из первых террористов СССР до сих пор содержат в кубанской спецклинике]. Комсомольская правда — Кубань (26 февраля 2015). Проверено 20 мая 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Документальный фильм из цикла «Следствие вели…» — «Наполеончик».
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Александр Рунов. [gazetavk.ru/?d=2009-08-05&r=15&s=3004 Леонид Каневский: «Я узнал особый характер милицейской службы»] (рус.). [gazetavk.ru/ Газета «Вольная Кубань»] (5 августа 2009). Проверено 27 января 2011. [www.webcitation.org/696JEWxbk Архивировано из первоисточника 12 июля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Эдуард Сафронов. [www.prizivkrimsk.ru/content/argumenty-oderzhimykh Аргументы одержимых] (рус.). [www.prizivkrimsk.ru/ Газета «Призыв»] (3 сентября 2009). Проверено 27 января 2011. [www.webcitation.org/696JHGTsU Архивировано из первоисточника 12 июля 2012].
- ↑ Сабина Мальян. [www.new-kuban.ru/5.04.02/KX245002.html Из жизни спецслужб.] (рус.). [www.new-kuban.ru/] (5.04.02). Проверено 27 января 2011. [www.webcitation.org/696JJMvJw Архивировано из первоисточника 12 июля 2012].
Отрывок, характеризующий Взрыв автобуса в Краснодаре
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
