Группа реагирования на инциденты информационной безопасности

Группа реагирования на инциденты информационной безопасности (ГРИИБ), (англ. Information Security Incident Response Team (ISIRT)) — это группа квалифицированных и доверенных членов организации, которая выполняет, координирует и поддерживает реагирование на нарушения информационной безопасности, затрагивающие информационные системы в пределах определённой зоны ответственности.

Примечания

Данная группа иногда может дополняться внешними экспертами, например, из общепризнанной группы реагирования на компьютерные инциденты или компьютерной группы быстрого реагирования (КГБР).
ГРИИБ создаётся для обеспечения организации соответствующим персоналом для оценки, реагирования на инциденты информационной безопасности и извлечения опыта из них, а также необходимой координации, менеджмента, обратной связи и процесса передачи информации. Члены ГРИИБ участвуют в снижении физического, материального и финансового ущерба, а также ущерба для репутации организации, связанного с инцидентами информационной безопасности.

Состав ГРИИБ

1. Количество и состав данного персонала должны соответствовать масштабу и целям деятельности организации.
2. ГРИИБ может представлять собой отдельно созданную команду или коллектив привлечённых сотрудников из разных подразделений организации (например, ИТ/телекоммуникации, бухгалтерия, отделы кадров и маркетинга).
3. Руководитель ГРИИБ должен иметь отдельную линию для оповещения руководства, изолированную от прочих бизнес-процессов.

Обязанности ГРИИБ

Обязанности ГРИИБ можно разделить на 2 основные группы:

• действия в реальном времени, непосредственно связанные с главной задачей - реагированием на нарушения;
• профилактические действия, играющие вспомогательную роль и осуществляемые не в реальном масштабе времени.

Первая группа включает оценку входящих докладов (классификация нарушений) и работу над поступившей информацией вместе с другими группами, поставщиками услуг Internet и иными организациями (координация реагирования), а также помощь локальным пользователям в восстановлении работы после нарушения (разрешение проблем). Классификация нарушений включает в себя:

• оценка докладов: входящая информация ранжируется по степени важности, соотносится с продолжающимися событиями и выявляемыми тенденциями;
• верификация: выявляется нарушение и его масштабы.

Координаций реагирования включает в себя:

• категорирование информации: информация, относящаяся к нарушению (регистрационные журналы, контактная информация и т.д.) категорируется согласно политике раскрытия сведений;
• координация: в соответствии с политикой раскрытия сведений о нарушении извещаются другие стороны.

Обязанность разрешения проблем заключается в следующем:

• техническая поддержка;
• искоренение проблем: устранение причин нарушения и его проявлений;
• восстановление: помощь в возвращении систем в нормальное состояние.

В профилактические действия входят:

• предоставление информации: поддержка архива известных уязвимых мест, способов разрешения прошлых проблем или организация списков рассылки с рекомендательными целями; предоставление средств безопасности (например, средств аудита);
• обучение и подготовка кадров;
• оценка продуктов;
• оценка защищённости организации;
• консультационные услуги.

Ссылки

• [www.infosait.ru/norma_doc/54/54719/index.htm] ГОСТ Р ИСО/МЭК ТО18044-2007
• Информационная безопасность
• Компьютерная группа реагирования на чрезвычайные ситуации

Отрывок, характеризующий Группа реагирования на инциденты информационной безопасности

Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.