Доброславин, Алексей Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Петрович Доброславин
Место рождения:

Дятьково, Орловская губерния, Российская империя

Научная сфера:

гигиена

Альма-матер:

Медико-хирургическая академия

Алексей Петрович Доброславин (1842—1889) — первый профессор гигиены как самостоятельного предмета в медико-хирургической академии; выдающийся общественный деятель.





Биография

В 1868 году защитил докторскую диссертацию «Материалы для физиологии метаморфоза».

Занимался вопросами дезинфекции. Изучал проблему обезвреживания нечистот, одним из первых рекомендовал применение получаемого от паровозов насыщенного водяного пара для дезинфекции вещей в специально оборудованном для этого герметически закрытом вагоне. Одним из первых провёл четкую грань между дезинфекцией и дезодорацией. Первым определил сущность вопросов дезинфекции, требовавших с самого начала теоретического и практического решений (вопросов о том, что подлежит дезинфекции, когда и чем надо проводить её), указав, что без знания этого остаются неясными цели и задачи дезинфекций. В начале 1880-х годов принимал активное участие в организации передовой по тому времени Александровской барачной больницы.

При кафедре гигиены Военно-медицинской академии, которую он возглавлял, его ученики разработали большое количество диссертаций, посвящённых вопросам дезинфекции. Дальнейшему развитию отечественной дезинфекционной науки много способствовали труды других русских ученых особенно С. Э. Крупина (18561900) и В. А. Левашова (18641916).

В 1874 году Доброславин основал и возглавил первый в России научно-популярный гигиенический журнал «Здоровье».

Сочинения

Автор около 90 работ, в том числе:

  • Гигиена. Курс общественного здравоохранения, т. 1—2, СПб, 1882—84.
  • Курс военной гигиены, т. 1—2, СПб, 1885—87.
  • О канализации городов, «Знание», 1871, № 10, стр. 1—23.
  • Очерк основ санитарной деятельности, СПб, 1874.

Память

Напишите отзыв о статье "Доброславин, Алексей Петрович"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Доброславин, Алексей Петрович

Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.