Завидовский район
Страна | |
---|---|
Статус |
упразднён |
Входит в | |
Включает |
10 сельсоветов (1958) |
Административный центр |
пгт. Новозавидовский |
Дата образования | |
Дата упразднения | |
Население (1959) |
35 724 |
Завидовский район — административно-территориальная единица в составе РСФСР, существовавшая в 1929—1960 годах.
Административный центр — посёлок городского типа Новозавидовский.
История
Образован в 1929 году в составе Тверского округа Московской области. В состав района вошли рабочий посёлок Новозавидовский и следующие сельсоветы:
- из Клинского уезда Московской губернии:
- из Васильевской волости: Васильевский, Кабановский, Козловский, Юрьевский
- из Завидовской волости: Завидовский, Павлюковский, Шорновский
- из Свердловской волости: Городищенский, Марксовский, Новошинский, Свердловский
- из Фофановской волости: Безбородовский, Леоновский, Фофановский
- из Тверского уезда Тверской губернии:
- из Городищенской волости: Борцинский, Городенский, Едимоновский, Лисицкий, Логиновский, Межевский, Мелковский, Нестеровский, Отроковский, Турыгинский
- из Ильинской волости: Шалимовский,
а также Видогощенский, Лукинский, Редкинский, Тереховский, Чеграевский и Шошинский с/с (принадлежность не установлена)[1].
23 июля 1930 г. Завидовский район переподчинен непосредственно облисполкому, 29 января 1935 года вошёл в состав Калининской области, упразднен 14 ноября 1960 года.
Территория Завидовского района вошла в состав Конаковского района Калининской области (с 1990 года — Тверская область).
Напишите отзыв о статье "Завидовский район"
Примечания
- ↑ Справочник по административно-территориальному делению Московской области 1929-2004 гг.. — М.: Кучково поле, 2011. — 896 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9950-0105-8.
Ссылки
- [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=225&sid=767186 Справка об изменениях в административно-территориальном делении Тверской губернии — Калининской области.]
Это заготовка статьи о Советском Союзе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Завидовский район
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.