Загородский посад

Загородский посад (Загородье) — основное торгово-ремесленное поселение (посад) древней Твери. Первое упоминание в летописи относится к 1315 году. Посад располагался на правом берегу Волги, к юго-востоку от Тверского кремля («за городом»; отсюда название) в границах: север — берег р. Волги, юг — правый берег р. Тьмаки, запад — кремлёвский ров, восток — берег р. Волги (район бывшего Спасского монастыря) и устье р. Лазури. Примерная площадь посада составляла 95 га. С напольной (восточной) стороны посад был укреплен острогом, который впервые упоминается в 1452 году. Через Загородье проходили дороги в Москву и Владимир.

Улицы посада были кривыми, застроенными домами усадебного типа, и радиально расходились от Владимирских ворот Кремля, и заселялись, в основном, по ремесленному признаку. Так, Береговая улица (ныне Рыбацкая) шла в Рыбацкую слободу, где жили рыбаки. Большая Московская улица шла через торг (торговые ряды, гостиный двор) в Ямскую слободу. Вдоль Московской улицы размещались Стрелецкая и Пищальная слободки. У Благовещенских ворот селились и работали кузнецы, у р. Лазури размещались кожевенные и солодовые производства (ул. Солодовая). Многие ремесленники имели свои лавки, либо продавали свою продукцию торговым людям.

На территории посада летописями отмечены церковь Георгия (1390), Спасский монастырь (1360-72), монастырь Михаила Архангела (1320, находился за пределами посада), городской торг (1327). В 1626 году на посаде насчитывалось 25 церквей. В конце 17 в. в западной части посада располагались торговые ряды, гостиный двор и торговая площадь (район совр. Тверской площади). Северо-восточную часть посада занимала Ямская слобода. Основная застройка конца 17 века была связана с улицами Большой Московской и «Береговой в Рыбаки».

Бо́льшая часть посада была уничтожена во время пожара 1763 года, после регулярной перепланировки был отстроен, однако утратил своё первоначальное значение ремесленного поселения. Местность, занимаемая Загородским посадом в прошлом, в настоящее время находится на территории Центрального района Твери.

Ссылки

• Загородный посад. Гостиный двор. // Тверь в 1674 году по Пальмквисту. — Тверь: Издание Тверской Ученой Архивной Комиссии, 1902. — С. 33-39. — 46 с.
• [region.tverlib.ru/cgi-bin/fulltext_opac.cgi?show_article=1013 Посады Тверские]. Энциклопедический справочник Тверь и Тверская область (1994). [www.webcitation.org/67j7BrECb Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• [domrezba.tvercult.ru/dr-031.htm Загородье] (2004). [www.webcitation.org/67jCJMuSL Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
• [domrezba.tvercult.ru/img/001.jpg Схема загородского посада]
• [tver.news-city.info/docs/sistemst/dok_oegmyi/page12.htm Постановление губернатора Тверской области от 26.10.2000 № 468]

Отрывок, характеризующий Загородский посад

Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.