Канерштейн, Александр Михайлович
Поделись знанием:
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Александр Канерштейн | ||
Полное имя |
Александр Михайлович Канерштейн | |
---|---|---|
Профессии | ||
Награды |
|
Алекса́ндр Миха́йлович Канерште́йн (13 июля 1933 — 24 декабря 2006[1], Киев) — композитор, педагог и пианист. Заслуженный деятель искусств Украины (1993). Лауреат премии Б. Лятошинского (1996). Лауреат премии М. Вериковского (2003).
Биография
Александр Михайлович родился 13 июля 1933 года.
В 1955 году окончил Киевскую консерваторию по классу композиции Б. Лятошинского, а через год по классу фортепиано у К. Михайлова.
Ещё в 1955 году дирижёр Н. Г. Рахлин исполнил Первую симфонию А. Канерштейна.
С 1957 года стал преподавать в Киевском музыкальном училище.
Избранные произведения
- Кантата «С тобой мы, сестра-Россия» на стихи А. Новицкого (1954)
- Концерт для камерного оркестра «Струнный квартет» (1954)
- Симфония I (1955)
- Кантата для симфонического оркестра — 7 симфоний (1955, 1959-60, 1976, 1977-78, 1982, Американская — 1994, «Quo vadis aveum?» (с хором, сл. В. Коротича, 1997)
- Симфония II (1960)
- «Фестивальная увертюра» (1960)
- Фестивальная увертюра (1961)
- Концерт для фортепьяно (1966-67)
- Опера «Не склонившие головы». Либретто И. Комаровой И Г. Коньковой по киносценарию Д. Смита (1967)
- Концерт для фортепиано и симфонического оркестра (1967)
- Кантата «ХХ век» на стихи В. Коротича (1966 или 1986)
- Концерт для скрипки и симфонического оркестра (1970)
- Музыкально-хореографическая картина «Перевал» (1971)
- Концерт для скрипки (1971)
- Концерт для камерного оркестра «Образы» (1973)
- «Образы» (1973-76)
- Концерт для фортепиано, скрипки и виолончели «Трио» (1975)
- Симфония III (1976),
- Балет «Мальчиш-Кибальчиш» (либретто И. Канииина, 1977)
- Балет «Евпраксия» (либретто А. Стельмашенко по одноимённому роману П. Загребельного, 1982)
- Симфоническая фреска «Киевская Русь» (1982)
- Сюита из балета «Евпраксия» (1983)
- Балет «Тревожная молодость» (1984)
- «Встреча с прошлым» (Либретто О. Стельмашенка, 1985)
- Концерт для для гобоя и фагота (1985)
- Концерт для квинтета духовых и ударных (1987, 2-а ред. 2001);
- Концерт для виолончели (1989)
- «Эпитафия: 29 сентября 1941 г.» (1991);
- Камерная опера «Отель любви». (Либретто О. Стельмашенка по новелле А. Моруа «Отель Тапатос»; 1994)
- Сюита из балета «Неуловимые в городе» («Тревожная молодость») (1999)
- Кантата для смешанного хора «Киевский диптих — воспоминания» (сл. Н. Зерова, 2001)
- Опера «Скованные одной цепью»
- Балет «Евпраксия»
- Музыкально-хореографическая картина «Перевал»
- Музыкально-хореографическая картина «Дон Кихот и Дульсинея»
- Музыка к мультфильму «Волшебные очки»
- Музыка к мультфильму «Одуванчик — толстые щёки»
- Музыка к мультфильму «День восьмой»
- Музыка к мультфильму «Сказка про белую льдинку»[2]
Напишите отзыв о статье "Канерштейн, Александр Михайлович"
Литература
- Левченко В. камерном жанре // Музыка, 1978, № 5
- Деревенко Г. Тро перед слушателем // Культура и жизнь. 15 марта 1978
- Грузинская И. Специально для гилей // Культура и жизнь, 1985. 4 авг.
- Загайкевич М. Киев премьеры // Культура и жизнь, 1991, 2 февр.
- Сикорская И. Секрет композиторского счастья / / Культура и жизнь, 1995. 6 дек
- Муха Антон. Композиторы Украины и украинской диаспоры. — М.: 2004. — ISBN 966-8259-08-4
Публикации
- Концерт для фортепиано с оркестром Соч. 12. Киев Муз. Украiна 1971. 63 с.
- Трио Для скрипки, виолончели и ф.-п.: Соч. 20. Киев Муз. Украина 1981. 40 с.
Примечания
Ссылки
- [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/50932/Канерштейн Канерштейн, Александр Михайлович]
Отрывок, характеризующий Канерштейн, Александр Михайлович
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы Украины
- Композиторы XX века
- Педагоги по алфавиту
- Музыкальные педагоги Украины
- Музыкальные педагоги XX века
- Пианисты по алфавиту
- Пианисты Украины
- Пианисты XX века
- Заслуженные деятели искусств Украины
- Выпускники Киевской консерватории