Квинт Муммий
Поделись знанием:
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Квинт Муммий (лат. Quintus Mummius; II век до н. э.) — древнеримский политический деятель, народный трибун 187 года до н. э.
Квинт Муммий принадлежал к незнатному плебейскому роду Муммиев, представители которого ранее никогда не занимали магистратур. В 187 году до н. э. он был народным трибуном вместе со своим братом Луцием. Вдвоём они высказались против предложения двух других трибунов братьев Петилиев поручить одному из преторов расследование о деньгах царя Антиоха, направленное против Сципиона Африканского; Муммии считали, что вести следствие должен сенат[1].
В 177 году до н. э. Квинт Муммий последовал за своим братом-претором на Сардинию. О его дальнейшей судьбе ничего не известно.
Напишите отзыв о статье "Квинт Муммий"
Примечания
- ↑ Тит Ливий. История Рима от основания города XXXVIII, 54, 4-5.
Отрывок, характеризующий Квинт Муммий
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
