Кежун, Бронислав Адольфович

Бронислав Кежун
Имя при рождении:	Бронислав Адольфович Кежун
Дата рождения:	8 сентября 1914(1914-09-08)
Место рождения:	Петроград, Российская империя
Дата смерти:	23 апреля 1984(1984-04-23) (69 лет)
Место смерти:	Ленинград, СССР
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	поэт, переводчик
Жанр:	патриотическая поэзия, лирика, пародия, сатира, эпиграмма
Язык произведений:	русский
Награды:

Бронислав Адольфович Кежун (8 сентября 1914, Петроград — 23 апреля 1984, Ленинград) — советский поэт, переводчик.

Краткие биографические данные

Родился 8 сентября 1914 года в Петрограде, в рабочей польской семье. В 1931 году поступил в школу ФЗУ «Юный пролетарий» в Ленинграде. В 1934 году после окончания ФЗУ работал помощником паровозного машиниста, затем поступил учиться в Рабочий литературный университет им. А. М. Горького в Москве.

В 1935 году издательством «Советский писатель» была издана первая книга стихов «Родина», затем сборник «Стихи» и «Дороги в мир».

Член Союза писателей СССР с 1939 года.

В годы Великой Отечественной войны служил военным корреспондентом в газетах Карельского, Третьего Украинского и Второго Дальневосточного фронтов. Войну закончил на Дальнем Востоке. В сборниках поэта отражены его фронтовые пути, проходящие на суровом Севере, на Дунае, на озере Балатон, в горах Австрии и в маньчжурских долинах, на Южном Сахалине, Карельском, Третьем Украинском, Втором Дальневосточном фронтах. В Беломорске вышли его стихотворные сборники: «Рассказы северных гор» (1942), «Красноармейские стихи» (1943), «Рассказ о русском богатыре» (1943) года.

Творчество

Автор многочисленных сборников стихов, поэм, пародий (в частности, цикл «Колючая антология»), фельетонов и эпиграмм. Как отметил Всеволод Рождественский в предисловии к сборнику Б. Кежуна «Пути-дороги дальние» «…поэту свойственно чувство юмора, мягкой иронии. Помимо своих основных тем, он разрабатывает довольно редкий жанр литературной пародии, создает целую галерею сатирических портретов в духе дружеского шаржа… Содержание сборников Б. Кежуна многообразно…среди всего этого тематического многообразия наиболее значительной и широкой является…военная тема, особенно близкая автору и в прошлом и в настоящем.»

Переводил стихи украинских, белорусских, эстонских, литовских поэтов, а также поэтов Болгарии, Польши, Сербии, Чехословакии.

На стихи Б. Кежуна писали музыку В. Сорокин, Д. Прицкер, Е. Овчинников и другие композиторы. В Ленинградской области, на берегу Ладожского озера на мемориале «Разорванное кольцо», посвящённом «Дороге жизни» и входящем в Зелёный пояс Славы, выбиты строки Б. Кежуна:

Потомок, знай: в суровые года,

Верны народу, долгу и Отчизне,

Через торосы ладожского льда

Отсюда мы вели дорогу Жизни,

Чтоб жизнь не умирала никогда.

В 1985 году вышел последний сборник «Партизанская слава», подготовленный Б. Кежуном и завершенный после смерти поэта его женой, ветераном войны Е. Д. Кежун. Сборник посвящён памяти воинов Великой Отечественной войны и является первой антологией советской партизанской поэзии и лучших произведений о партизанах, созданных поэтами в послевоенное время.

Избранная библиография

Сборники стихов:

• «Дороги в мир» (1939)
• «Красноармейские стихи» (1943)
• Песня о доме (1947)
• «Дальние дороги» (1950)
• «Волга-Дон» (1951)
• «Стихотворения» (1954, 1972)
• «Зигзаги вдоль бумаги» (1957)
• «Самое смешное» (1957)
• «Веселая азбука от А до Я: пародии» (1960)
• «Заветные огни» (1962)
• «Веселая книга» (1964)
• «Доброе солнце: лирика и сатира» (1964)
• «Стихи о Ленинграде» (1967)
• «Пути-дороги дальние» (1970)
• «Знаки на бересте» (1970)
• «Поэты и портреты: литературные пародии» (1974)
• «Дыхание земли: стихи и поэмы» (1977)
• «Подвигу твоему, Ленинград. Альбом» (1978)
• «Вечный огонь: Стихотворения и поэма» (1984)
• «Письма к друзьям: стихи последних лет» (1984)

Литературные пародии и эпиграммы автора входили в сборники «Антологий сатиры и юмора России XX века».

Ссылки

• [epigrammi.net/autors/kezhun-bronislav/ Эпиграммы Бронислава Кежуна]

Отрывок, характеризующий Кежун, Бронислав Адольфович

– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.