Костюк, Александр Григорьевич (искусствовед)

Александр Григорьевич Костюк

Алекса́ндр Григо́рьевич Костю́к (1933—2000) — советский искусствовед. Доктор искусствоведения (1988), академик НАН Украины (1998).

Родился 14 апреля 1933 г. в Киеве в семье психолога Костюка Григория Силовича; брат физиолога П. Г. Костюка. Умер 9 ноября 2000 г. там же. Похоронен на Байковом кладбище. Окончил филологический факультет Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко (1955) и Киевскую консерваторию (1956).

Заместитель директора, а с 1988 г. — директор Института искусствоведения, фольклористики и этнологии ім. М. Т. Рыльского НАН Украины, где в отделе киноведения вышли из печати книги:

• «История украинского советского кино» (К., 1986, Т.1, 1987, Т.2),
• «Драматургия и режиссура документального телефильма» (К., 1982),
• «Искусство мультипликации» (К., 1982),
• «Современный приключенческий фильм» (1984),
• «Стереотипы буржуазного экрана» (К., 1990),
• «Киноискусство и политика» (К., 1995) и многие др.

Главный редактор издания «Украинский биографический киносправочник» (К., 2001).

Был членом Национального союза композиторов Украины.

Литература

• Искусство Украины: Биографический справочник. К., 1997. — С.325;
• Кто есть кто в Украине. К., 1997. — С.248;
• Кто есть кто в Украине. К., 2000. — С.232.

Отрывок, характеризующий Костюк, Александр Григорьевич (искусствовед)

– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.