Костяшов, Юрий Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Владимирович Костяшов
Дата рождения:

1955(1955)

Место рождения:

Юрга, Кемеровская область, РСФСР, СССР

Страна:

СССР, Россия

Научная сфера:

история

Место работы:

Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

истфак МГУ

Награды и премии:

Юрий Владимирович Костяшов (род. 1955, Юрга, Кемеровская область) — российский историк, доктор исторических наук (1999), профессор (2002).





Биография

В 1977 г. окончил Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова по специальности «История». С 1981 г. работает на кафедре всеобщей истории Калининградского государственного университета, заведовал кафедрой в 1984—1992 гг. Вёл курсы по истории южных и западных славян, истории культуры, истории Польши, различные спецдисциплины. В настоящее время — профессор кафедры истории Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта[1][2].

В конце 1980-х стал председателем Калининградского отделения Ассоциации молодых историков, в 1988 г. — председателем Ассоциации устной истории на историческом факультете КГУ, объединившей молодых преподавателей, выпускников и студентов[3].

Научная деятельность

Защитил кандидатскую диссертацию в 1982 г. («Социально-экономическое и политическое развитие сербских земель под властью Австрии в первой половине XVIII в.»), докторскую — в 1998 г. («Сербы в Австрийской монархии в XVIII веке»). Доцент (1986), профессор (2002).

Основные направления исследований: история Сербии, история Восточной Пруссии, русско-немецкие связи, история Калининградской области.

В 1988—1991 г. коллектив историков под его руководством изучал историю первых лет Калининградской области по методике устной истории. Результатом работы стала книга, написанная на основе интервью с первыми переселенцами, — «Восточная Пруссия глазами советских переселенцев»[4], издать которую на русском языке удалось только в 2002 г.[5]; немецкое и польское издания вышли в 1999 и 2000 г. соответственно[6].

Подготовил более пяти кандидатов наук.

Автор более 200 научных публикаций, часть из которых опубликована в Германии, Литве, Польше, Сербии, Швеции, Японии.

Избранные труды

  • Клемешев А. П., Костяшов Ю. В., Фёдоров Г. М. История западной России : учебник : 10-11 классы. — М.: ОЛМА Медиа Групп : Рос. гос. ун-т, 2007. — 367 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-373-01303-1.
  • Клемешев А. П., Костяшов Ю. В., Фёдоров Г. М. История западной России : Калининградская область : учебное пособие для школьников. 10-11 классы. — М.: ОЛМА Медиа Групп : Рос. гос. ун-т, 2007. — 350 с. — ISBN 978-5-373-00926-3.
  • Костяшов Ю. В. Изгнание прусского духа: как формировалось историческое сознание населения Калининградской области в послевоенные годы. — Изд-во Калинингр. ун-та, 2003. — 161 с. — (Терра Балтика).
  • Костяшов Ю. В. Секретная история Калининградской области: очерки 1945—1956 гг. — Терра Балтика, 2009. — 351 с. — ISBN 5987770289. ISBN 9785987770283
  • Костяшов Ю. В. Повседневность послевоенной деревни. Из истории переселенческих колхозов Калининградской области 1946—1953 гг. — М.: Политическая энциклопедия, 2015. — 263 с. — ISBN 978-5-8243-1963-7 ("История сталинизма").
  • Костяшов Ю. В. [www.ebiblioteka.lt/resursai/Uzsienio%20leidiniai/Kaliningrad/Uchebnye_e_pub/Istorija/KGU_his_36.pdf Сербы в Австрийской монархии в XVIII веке]. — Калининград, 1997. — 220 с. — ISBN 5-88874-064-0.
  • Костяшов Ю. В. Сербы в австрийской монархии в XVIII веке : Автореф. дис. … д-ра ист. наук. — М., 1998. — 33 с.
  • Костяшов Ю. В. Социально-экономическое и политическое развитие сербских земель под властью Австрии в первой половине XVIII в. : Автореф. дис. … канд. ист. наук. — М., 1981. — 22 с.
  • Костяшов Ю. В., Кретинин Г. В. Петровское начало : Кенигсберг. ун-т и рос. просвещение в XVIII веке. — Калининград: Янтар. сказ, 1999. — 144 с. — 3000 экз. — ISBN 5-7406-0232-7.
  • Костяшов Ю. В., Кретинин Г. В. Россияне в Восточной Пруссии : [В 2 ч.]. — Калининград: Янтар. сказ, 2001. — 2700 экз. — ISBN 5-7706-0435-4.
    • Ч. 1: Биографический словарь. — 269 с.
    • Ч. 2: Дневники, письма, записки, воспоминания. — 255 с.
  • Костяшов Ю. В., Кузнецов А. А., Сергеев В. В., Чумаков А. Д. Восточный вопрос в международных отношениях во второй половине XVIII — начале XX в. : Учеб. пособие : [Для студентов ист. фак. и преп. истории спец. учеб. заведений]. — Калининград: Калинингр. ун-т, 1997. — 106 с. — 150 экз. — ISBN 5-88874-047-0.
  • Костяшов Ю. В. и др. История западной России : Калининградская область : учебно-методическое пособие для учителей : 10-11 классы. — М.: ОЛМА Медиа Групп, 2007. — 317 с. — 300 экз. — ISBN 978-5-373-01113-6.
  • Очерки истории Восточной Пруссии : Гл. 4, 5, 14. — Калининград: Янтарный сказ, 2002. — 536 с. (в соавт. с Г. В. Кретининым, В. В. Сергеевым, В. И. Гальцовым и др.)
Публицистика
  • [intellika.info/articles/1781/ Как я был наблюдателем на выборах 4 марта (2012)]

Награды и признание

Напишите отзыв о статье "Костяшов, Юрий Владимирович"

Примечания

  1. [www.intellika.info/smart_club/225/ Костяшов Юрий Владимирович]. БФУ им. И. Канта. Проверено 25 сентября 2013.
  2. [istfak25.narod.ru/kafezaru.html Кафедра зарубежной истории и международных отношений]. Истфак. Проверено 25 сентября 2013.
  3. [docs.google.com/file/d/0B3Rumpxu2OKfNmEyMjNhYjAtYzFlZi00NmRmLWI2ZWItNWIzYzVjY2NmYjY1/edit?hl=en_US 07.00.03: к 25-летию кафедры зарубежной истории и международных отношений КГУ. — Калининград: Изд-во КГУ, 2003].
  4. Гальцова С. П. и др. Восточная Пруссия глазами советских переселенцев : Первые годы Калинингр. обл. в воспоминаниях и док. : [Сборник]. — СПб.: Бельведер, 2002. — 270 с. — (Библиотека журнала «Новый часовой»). — 1000 экз. — ISBN 5-9259-0011-1.
    Гальцова С. П., Гедина А. Н., Клемешева М. А. и др. Восточная Пруссия глазами советских переселенцев : Первые годы Калинингр. обл. в воспоминаниях и док. : [Сборник]. — 2-е изд., испр. и доп. — Калининград: Изд-во Калининград. гос. ун-та, 2003. — 333 с. — (Terra Baltica. История и культура Юго-Восточной Прибалтики). — 3000 экз. — ISBN 5-88874-387-9.
  5. Светлова Е. [www.sovsekretno.ru/articles/id/910/ Прусские русские] // Совершенно секретно. — 2002, 1 ноября. — № 11 / 162.
  6. Als Russe in Ostpreußen: Sowjetische Umsiedler über ihrem Neubeginn in Königsberg/Kaliningrad nach 1945. — Ostfildern: Tertium, 1998. — 501 S.
    — 2. Aufl. — Ostfildern: Tertium, 2002.
    Przesiedlency opowiadaja: Pierwsze lata Obwodu Kaliningradzkiego we wspomnieniach i dokumentach. — Olsztyn, 2000. — 360 s.

Литература

  • Дементьев И. [www.worldhist.ru/library/review/434/7883/ Костяшов Ю. В. Секретная история Калининградской области. Очерки 1945—1956 гг. Калининград: Терра Балтика, 2009. 352 с. : Рецензия] // Балтийские исследования. — Калининград, 2009. — Вып. 5. — С. 113-125.

Ссылки

  • [www.kantiana.ru/humanities/chair/biogr_istor/kost.php?sphrase_id=528467 Костяшов Юрий Владимирович]. Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта (25 сентября 2013). [www.webcitation.org/6HHzyz0g0 Архивировано из первоисточника 11 июня 2013].

Отрывок, характеризующий Костяшов, Юрий Владимирович

Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.