Лозовский, Модест Александрович

Модест Александрович Лозовский

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Модест Александрович Лозовский — уездный врач, общественный деятель, проживавший в городе Коломна Московской области.

Деятельность

Жил и практиковал на рубеже веков — с 80-90-х годов XIX до конца 20-х годов XX века. На ул. Брусенской (ныне ул. Лажечникова, 11) Модест Александрович снимал весь второй этаж и вёл приём больных. Врач отвечал перед руководством Коломенского земства за состояние здоровья жителей уезда во всех его 16-ти волостях. Как врач, он бесплатно обслуживал почтовых служащих и пожарных, а также некоторых граждан, например, вдов, пожилых людей.

Лозовский был в числе коломенской интеллигенции, которая совместно с действительным статским советником, директором Коломенской мужской гимназии Е. Ф. Виссом 20 июня 1897 году направила прошение об открытии городской общественной библиотеки на имя губернатора Московского губернатора. Впоследствии — в 1901 году — М. А. Лозовский стал вторым заведующим библиотечным делом.

В течение продолжительного времени был гласным городской думы.

Несколько лет исполнял обязанности казначея попечительского совета Коломенской женской гимназии. Будучи попечителем Никульской школы, он много сделал для ремонта здания, покупки учебников и обуви для беднейших учеников.

Помимо прочего он был владельцем кирпичного заведения при станции Голутвин. Завод бы основан в 1896 году, располагался в селе Боброво (Сандыревская волость, Коломенский уезд), на 1909 год на нём работало около 100 человек, годовое производство 45.000 штук кирпичей.

Память

24 апреля 2003 года на доме, где он проживал, была открыта памятная доска.

Двухэтажный кирпичный дом (Дом Бортняева) первой половины XIX в. в Коломне на улице Лажечникова (бывшая Брусенская), д. 11 принадлежал фотографу Бортняеву и сдавался в наём.

Дом располагался рядом с Городской управой, на первом этаже размещалось Дворянское собрание города Коломна, а весь второй этаж этого здания занимал для приема больных коломенский земский уездный врач М. А. Лозовский.

Отрывок, характеризующий Лозовский, Модест Александрович

– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.