Мариупольский опытно-экспериментальный завод

История Мариупольского опытно-экспериментального завода, по рассказам ветеранов, начинается с 1917 года, когда завод был основан на базе бывшей каретной мастерской и ремонтных мастерских бывшего кирпичного завода.

Первой продукцией завода были несгораемые кассы и другие изделия ширпотреба. В 1937 году был освоен выпуск саперных лопат, пароконных повозок, подков и подковных гвоздей.

Сохранились архивные документы о том, что в 1943 году на базе завода несгораемых касс был организован «Мариупольский металлозавод», а в 1958 году после объединения с заводом «Металлоизделий» предприятие получило название «Ждановский завод сельхозоборудования». Было налажено производство зубовых борон и бочек для нефтепродуктов емкостью 200 литров.

В 1963 году завод переименовывается в «Ждановский завод автозапчастей и сельхозоборудования», и в его составе появляется радиаторный цех, ранее входивший в состав «Ждановского машиностроительного завода». В этот период был освоен выпуск радиаторов для грузовых автомобилей и тракторов, трехтонных платформенных весов, тяжелых зубовых борон, сельскохозяйственных вил и запасных частей для автомобилей, сельскохозяйственных машин и механизмов.

В 1968 году на базе завода были созданы два самостоятельных предприятия: «Ждановский завод „Сельмаш“» и «Ждановский радиаторный завод».

«Сельмаш» просуществовал до 23 июня 1995 года и после приватизации получил название Открытое акционерное общество «Мариупольский опытно-экспериментальный завод» (МОЭЗ). Имущество общества является коллективной собственностью акционеров. председатель правления МОЭЗ — Сергеев Сергей Николаевич.

МОЭЗ находится в центральной части Мариуполя, между основными магистралями города: проспектами Металлургов и Строителей в направлении с востока на запад, а также проспектом Мира и бульваром Шевченко в направлении с юга на север. Завод занимает площадь 43 тыс. м², из которых 19 тыс. м² — крытые производственные помещения. На предприятии работают около 300 сотрудников, среди которых успешные менеджеры, квалифицированные конструкторы, технологи, в том числе имеющие ученую степень и отмеченные государственными и международными наградами. Среди трудящихся завода — старейший в Мариуполе станочник Григорий Кириллович Стрюк. В свои 78 лет он продолжает трудиться зуборезчиком, а его трудовой стаж (64 года и все — на одном предприятии)- достижение, достойное книги рекордом Украины. Указом Президента Украины государство отметило Г. К. Стрюка орденом «За заслуги».

Завод [zavod.dn.ua/nestandartnoe-oborudovanie/greifera изготавливает грейфера], опытные образцы новой техники, серийную продукцию, оборудование и запчасти для металлургической, горнорудной промышленности, тяжелого, и подъемно-транспортного машиностроения.

МОЭЗ имеет в своем составе механосборочное, сборочно-сварочное, вспомогательные производства, цех металлопластиковых конструкций и развитую инфраструктуру складского хозяйства. Предприятие оснащено обширным парком оборудования для раскроя, гибки, сварки и сборки металла, обработки резанием, в том числе на станках с ЧПУ, обработки давлением, термообработки, в том числе сорбитизации и нагрева заготовок токами высокой частоты.

МОЭЗ является собственником конструкторской и технологической документации (в том числе с элементами «know-how») на многие виды продукции, опытные образцы которых под авторским надзором заводских специалистов успешно прошли экспериментальную проверку и в настоящее время широко используются в промышленности.

Европейской Ассамблеей Бизнеса МОЭЗ награждён Международным призом «Европейское качество» (Оксфорд, 2003 г.). Кроме того, завод удостоен Европейского приза в сфере качества (Брюссель, 2003 г.), присуждаемого Европейским центром в сфере рынков.

Решением Украинского национального комитета Международной торговой палаты МОЭЗ признан в 2009 году «Экспортером года на Украине».

Сайт предприятия zavod.dn.ua

Отрывок, характеризующий Мариупольский опытно-экспериментальный завод

«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.