Масса тысячи семян

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ма́сса ты́сячи семя́н (МТС), реже «Масса тысячи зёрен» — показатель крупности и выполненности[неизвестный термин] воздушно-сухих семян, выраженный в граммах[1], важный сельскохозяйственный показатель.

Масса тысячи семян различна для разных культур, в пределах одной культуры также может сильно варьировать по сортам. Сильные различия в массе тысячи семян могут быть и между яровыми и озимыми сортами одной культуры. Например, МТС ярового рапса составляет 2,5—5 г, а МТС озимого рапса — 4—7 г, преимущественно из-за этого показателя озимый рапс превосходит по урожайности яровой.

Массу тысячи семян важно знать для определения весовой нормы высева.

Масса тысячи семян может сильно варьировать и в пределах одного сорта, в зависимости от условий выращивания. Наибольшее значение при формировании МТС имеет обеспечение влагой и питательными веществами. Отрицательно влияет на МТС поражение болезнями, вредителями, полегание посевов.

Напишите отзыв о статье "Масса тысячи семян"



Примечания

  1. Масса 1000 семян // [agricultural_dictionary.academic.ru/3301/МАССА_1000_СЕМЯН Сельскохозяйственный энциклопедический словарь] / Гл. ред. В. К. Месяц. — М.: Сов. энцикл, 1989. — 656 с.

Отрывок, характеризующий Масса тысячи семян

«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.