Месоамериканский языковой союз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Месоамериканский языковой союз, англ. Mesoamerican Linguistic Area (букв. Месоамериканская языковая область) — языковой союз, в который входят многие индейские языки Месоамерики. Целый ряд не родственных между собой языков Месоамерики, относящихся к таким семьям, как юто-астекская, майяская, тотонакская, ото-мангская и михе-сокская, а также ряд изолятов и неклассифицированных языков данного региона, приобрели общие синтаксические, лексические и фонологические черты, а также другие этнолингвистические характеристики в результате взаимодействия в течение нескольких тысяч лет.





История изучения языков месоамериканского ареала

Сходство, обнаруженное между многими языками Месоамерики уже в 1959 г., заставило Хуана Хаслера (Juan Hasler) выдвинуть гипотезу о местном языковом союзе[1]. Гипотеза, однако, была окончательно сформулирована лишь в 1986 г., когда Лайл Кэмпбелл, Терренс Кауфман и Томас Смит-Старк провели строгий лингвистический анализ, показавший, что сходства между рядом языков были не случайными, что позволило сделать вывод о том, что данное сходство было скорее приобретено, чем унаследовано (стандартный критерий определения языкового союза). В своей работе 1986 г. «Meso-America as a Linguistic Area»[2] указанные авторы исследовали ряд предполагаемых ареальных характеристик, из которых они большинство отвергли как неосновательные. Несмотря на это, пять характеристик оказались широко представленными среди языков Месоамерики и нехарактерными для языков за пределами месоамериканского региона. Затем указанные авторы сравнили данные характеристики с характеристиками других языковых союзов — восточноазиатского и балканского — пришли к выводу, что месоамериканский языковой союз можно считать вполне надёжным классификационным таксоном (Campbell, Kaufman & Smith-Stark. 1986 p.556).

Кроме того, по их мнению, часть отвергнутых общих характеристик также можно принимать к рассмотрению, но уже как второстепенные.

Характерные черты языков месоамериканского союза

Кэмпбелл, Кауфман и Смит-Старк выделяют следующие общие черты месоамериканского лингвистического союза.

Именные посессивные конструкции

Во многих месоамериканских языках используется одна и та же своеобразная номинальная посессивная конструкция, которая выглядит чаще всего как «его/её имя1 имя2» и переводится как «имя1 имени2» (имя 1 — обладаемое, имя2 — обладатель).

Например, в языке киче (семьи языков майя) u-tzi' le achih «собака мужчины» в буквальном переводе означает «его-собака мужчина». Аналогичная конструкция в языке науатль выглядит i:-itzkwin in tla: katl.

Существительные в роли предлогов

Ещё одной общей чертой месоамериканских языков является наличие существительных в роли предлогов. Данные существительные (подобно тому, как это происходит в персидском языке) не являются по смыслу собственно существительными, а передают в образной форме местоположение. К такому существительному присоединяются притяжательные энклитики.

Пример из языка пипиль (юто-астекская семья):
nu-wa: n «со мной» (nu = «мой»)
mu-wa: n «с тобой» (mu = «твой»)
i-wa: n «с ней» (i = «его/её»)
Пример из языка мам (майяские языки):
n-wits-a «на мне» (n = «мой»)
t-wits «на ней» (t = «его/её»).

Инверсия в вопросительных фразах

В месоамериканских языках глагол обычно предшествует подлежащему, однако в предложениях с вопросительным словом последнее обычно выносится на первое место или по крайней мере перед глаголом.

Двадцатеричная система счисления

Не только во всех языках Месоамерики, но и в некоторых языках за её пределами система счисления — двадцатеричная.

Синтаксис: глагол не может быть в конце предложения, отсутствие маркера изменения фокуса

Ни в одном языке Месоамерики не засвидетельствован такой порядок слов, в котором глагол занимает последнее место, даже несмотря на то, что в ряде пограничных с Месоамерикой языков такой порядок имеется. Кроме того, для месоамериканских языков нехарактерны маркеры изменения фокуса или подлежащего (en:switch reference), обычные для ряда североамериканских языков; по мнению Кэмпбелла, Кауфмана и Смит-Старка, это явление — побочный эффект того, что в месоамериканских языках глагол занимает не последнее место в предложении.

Семантические кальки

Во всей Месоамерике распространены многочисленные идиоматические семантические кальки, характерные только для этого региона. Вот лишь самые характерные примеры:

  • нога-голова = «колено»
  • олень-змея = «удав»
  • камень-пепел = «песчаник»
  • рука-шея = «запястье»
  • птица-камень = «яйцо»
  • кровь-дорога = «вена»
  • точить-камень = «коренной зуб»
  • рот = «край»
  • экскремент бога или экскремент солнца = «драгоценный металл»
  • рука-мать = «большой палец»
  • вода-гора = «город»

Прочие особенности

Среди прочих особенностей месоамериканских языков, которые не отметили Кэмпбелл, Кауфман и Смит-Старк, но которые достаточно характерны для данной языковой территории, отмечаются:

  • инкорпорация существительных, обозначающих части тела, в глаголы.
  • образование локативных понятий через существительные, обозначающие части тела.[3]
  • существование «языков свиста» (то есть способов выражения определённых понятий путём тонального свиста)
  • грамматическое различие отчуждаемой и неотчуждаемой, а также «прирождённой» собственности
  • наличие классификаторов числительных
  • грамматикализованные вежливые формы 2-го лица
  • особый стиль ритуального языка.

См. также

Notes

  1. Juan Hasler, «Una Lingüistica Meso-americana», journal «La Palabra y el Hombre», University of Jalapa, Vera Cruz
  2. (Language 62 Vol. 3. 530—558)
  3. Spatial Description in Mesoamerican Languages.. — Zeitschrift für Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung, 1992.. — Vol. 45:.

Напишите отзыв о статье "Месоамериканский языковой союз"

Литература

  • Campbell, Kaufman & Smith-Stark. 1986. Meso-America as a linguistic area. In: Language 62, No. 3: 530—558
  • Thomas C. Smith-Stark. 1994. Mesoamerican calques. I: Carolyn J. MacKay & Verónica Vázquez. Investigaciones lingüisticas en Mesoamérica. Mexico: Universidad Nacional Autónoma de México: 15-50.
  • Léon, Lourdes de and Stephen C. Levinson. 1992. Spatial Description in Mesoamerican Languages. Introduction. Zeitschrift für Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung 45:527-29.
  • Brown, Penelope and Stephen C. Levinson. 1992. «Left» and «Right» in Tenejapa: Investigating a Linguistic and Conceptual Gap. In Léon, Lourdes de and Stephen C. Levinson. 590—611.
  • Levy, Paulette. 1992. Body Part Prefixes in Papantla Totonac. In Léon, de Lourdes and Stephen C. Levinson: 530—542
  • Veerman-Leichsenring, Annette. 1992. Body Part Terms occurring in Popolocan Verbs. In Léon, de Lourdes and Stephen C. Levinson: 562—569
  • De Léon, Lourdes. 1992. Body Parts and Location in Tzotzil: Ongoing Grammaticalization. In Léon, de Lourdes and Stephen C. Levinson. 570—589.
  • Haviland, John B. 1992. Seated and Settled: Tzotzil Verbs of the Body. In de Léon, Lourdes and Stephen C. Levinson. 543—561.
  • Lehmann, Christian. 1992. Yukatekische lokale Relatoren in typologischer Perspektive. In Léon, Lourdes de and Stephen C. Levinson. 626—641.
  • Goldap, Christel. 1992. Morphology and semantics of Yucatec Space Relators. In Léon, Lourdes de and Stephen C. Levinson. 612—625
  • Sherzer Joel, 1976, Areal Linguistics in North America 64 Native Languages of America vol 1 Sebeok, T, ed
  • Suaréz, Jorge A, 1983, The Mesoamerican Indian Languages (Cambridge Language Surveys), Cambridge: Cambridge University Press

Отрывок, характеризующий Месоамериканский языковой союз

– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.