Мустафин, Рафаэль Ахметович

Рафаэль Мустафин
тат. Рафаэль Әхмәт улы Мостафин
Имя при рождении:	Рафаэль Ахметович Мустафин
Род деятельности:	прозаик, литературовед, литературный критик
Язык произведений:	татарский, русский
Премии:	Государственная премия Республики Татарстан имени Габдуллы Тукая Премия комсомола Татарской АССР имени Мусы Джалиля
Награды:	Заслуженный работник культуры Татарской АССР

Рафаэль Ахметович Мустафин (тат. Рафаэль Әхмәт улы Мостафин; 14 мая 1931, Бавлы, Оренбургская область (ныне Республики Татарстан) — 14 апреля 2011, Казань) — татарский писатель, литературовед, литературный критик, публицист, редактор. Член Союза Писателей Татарии.

Заслуженный работник культуры Татарской АССР (1985), лауреат Государственной премии Республики Татарстан имени Габдуллы Тукая (2006), лауреат Премии комсомола Татарской АССР имени Мусы Джалиля (1976).

Биография

В 1965 году окончил Московский государственный университет.

1965—1969 — главный редактор журнала «Казан утлары» («Огни Казани»). В 1991—1997 — главный редактор журнала «Татарстан».

Занимался, в основном, изучением жизни и творчества Мусы Джалиля.

Похоронен на Татарском кладбище в Ново-Татарской слободе Казани.

Творчество

Автор работ о современной татарской литературе, публицистических статей. Занимался, в основном, изучением жизни и творчества Мусы Джалиля.

Избранные произведения

• Поиск продолжается: о подвиге поэта-героя Мусы Джалиля (1965)
• Поэзия мужества: к 60-летию со дня рождения Мусы Джалиля (1966)
• По следам поэта-героя: книга-поиск (1971)
• Муса Джалиль: очерк о детстве и юности поэта (1977)
• Сибгат Хаким (1979)
• Красная ромашка: рассказы о поэте-герое Мусе Джалиле (1981)
• По следам оборванной песни (повесть, 1981)
• Жизнь как песня (1987)
• Силуэты: литературные портреты писателей Татарстана (2006).

Ссылки

• [kitap.net.ru/mustafin/ Рафаэль Мустафин]

Отрывок, характеризующий Мустафин, Рафаэль Ахметович

Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.