От-Эне

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

От-Эне (Мать-огонь) — особо почитаемое, благословенное, светлое божество в мифологии алтайцев. Сергей Александрович Токарев указывал, что это божество, достаточно универсальное для Северной Азии, относится не к шаманству, а к культу предков и семейных покровителей. А то, что огонь оказывается женским началом (культ которого так же находился в руках женщин), согласно Токареву, является пережитком материнско-родового строя.

От-Эне (от эне — "мать-огонь") представляли как девицу или мать о тридцати головах, с ушами из выгнутого камыша, с украшениями на голове, одетую в белые одежды. Она хозяйка трехногого (трех-гранного) очага, который является священным местом в жилище. К ней обращали многочисленные благопожелания с просьбой о защите жилища, детей, домашнего скота, покровительницей которых она считалась. В качестве жертвы ей кропили огонь молоком и чаем. Обитает От-Эне на девятом слое неба, подчинена Кёк-Менку и является посредником между человеком, духами и божествами. Пока человек питался травой и плодами, он не имел нужды в огне и не знал его. После определения человеку иной пищи, Ульгень достал своей рукой с неба два камня — белый и черный, взял лист сухой травы и в ладонях измял его, потом положил траву на один камень, ударил другим, отчего вылетели искры, и трава загорелась. Так появился первый огонь.

Литература

• С. А. Токарев Религия в истории народов мира, Москва: Политиздат, 1964
• А. М. Сагалаев Урало-алтайская мифология: Символ и архетип, Новосибирск: Наука, 1991

Отрывок, характеризующий От-Эне

Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.