Паппенгейм, Соломон
| Соломон Паппенгейм | |
| Род деятельности: |
филолог-гебраист и поэт |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
Соломон Паппенгейм (2 февраля 1740, Бяла — 4 или 5 марта 1814, Бреслау[1]) — германский филолог-гебраист и поэт.
Биография
Был сыном раввина из Бялы, получил традиционное еврейское образование. впоследствии сам стал раввином в Бреслау. Более всего известен обширной работой о еврейских синонимах, вышедшей под заглавием «Jeriot Shelomoh» (Дигернфурт, 1784—1811). Другие работы его авторства: «Beiträge zur Berichtigung der Beweise vom Dasein Gottes aus der reinen Vernunft» (Бреслау, 1794); «Abermaliger Versuch über den ontologischen Beweis vom Dasein Gottes» (там же, 1800); «Arba Kosot» (подражание «Ночным думам» Юнга, Берлин, 1790). Как раввин был во время споров о ранних похоронах сторонником этой практики (чему посвятил ряд брошюр). Был оппонентом Давида Фридляндера, считая, что образование евреев должно находиться под контролем только еврейских общин, а не государства[2].
Напишите отзыв о статье "Паппенгейм, Соломон"
Примечания
- ↑ [www.jewishencyclopedia.com/articles/11895-pappenheim-solomon PAPPENHEIM, SOLOMON — JewishEncyclopedia.com]
- ↑ [books.google.ru/books?id=cY4xoewi3dgC&pg=RA2-PA39&lpg=RA2-PA39&dq=pappenheim+solomon+david+friedl%C3%A4nder&source=bl&ots=2eGvvBRhZb&sig=bk7Vl0g7ioDKZFNUj1H_ewVmsGo&hl=ru&sa=X&ei=L18IVfzhO-v6ygPloYKQAw&ved=0CCQQ6AEwAQ#v=onepage&q=pappenheim%20solomon%20david%20friedl%C3%A4nder&f=false A History of Jewish Literature: The Berlin Haskalah. 1976. P. 179.]
Отрывок, характеризующий Паппенгейм, Соломон
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.
От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
