Приз Сикорского

Приз Сико́рского (англ. Igor I. Sikorsky Human Powered Helicopter Competition) был учреждён в 1980 году Американским вертолётным обществом для поощрения разработки мускулолёта вертолётного типа, удовлетворяющего ряду жёстких требований: аппарат должен был находиться в воздухе не менее 60 секунд и подняться на высоту не менее трёх метров, при этом не отдаляясь от точки старта более, чем на 10 метров. В 2013 году, через 33 года после учреждения приза, он был официально присуждён команде студентов и выпускников Торонтского университета под названием AeroVelo, построившим аппарат Atlas, который совершил полёт, соответствуюший этим требованиям.

За время существования приза более 20 команд разработали и построили вертолёты на мускульной тяге, однако только пять из них когда-либо поднялись в воздух.

История

Приз был назван в честь Игоря Сикорского, одного из основателей общества. Изначально сумма приза составляла 10 000 долларов США, но вскоре была увеличена до 250 000 долларов.

Первым в мире оторвавшимся от земли вертолётом на мускульной тяге в 1989 году стал Da Vinci III, разработанный и построенный студентами Калифорнийского политехнического университета. В ходе полёта продолжительностью 7,1 секунды аппарат достиг высоты в 20 см (8 дюймов). Следующим мускулолётом стал Yuri I, разработанный и построенный студентами японского университета Нихон. В 1994 году он поднялся на высоту 20 см и оставался в воздухе 19,46 секунды.

Поскольку после 1994 года попыток выиграть приз не предпринималось, корпорация Sikorsky Aircraft в 2009 году увеличила призовой фонд до 250 000 долларов. Этот шаг возродил интерес к соревнованию; основными претендентами на приз, идущими «ноздря в ноздрю», стали команды Мэрилендского и Торонтского университетов.

Студентами Мэрилендского университета был разработан и построен аппарат Gamera I, 12 мая 2011 года совершивший успешный полёт продолжительностью 4 секунды; один из последующих полётов аппарат продержался в воздухе 11 секунд.

В ноябре 2011 года началось сооружение усовершенствованной версии аппарата Gamera II, 21 июня 2012 года этот вертолёт продержался в воздухе 50 секунд. 28 августа 2012 года при испытательных полётах следующего аппарата, Gamera IIXR, имевшего ещё большие размеры и более длинные винты, были установлены официальные мировые рекорды для вертолёта на мускульной тяге: продолжительности полёта — 65 секунд, и высоты подъёма — 8 футов, что стало первым в истории «высотным» полётом мускулолёта вертолётного типа, а также первым из выполненных требований приза Сикорского.

24 июня 2012 года мускулолёт Upturn команды NTS Works продержался в воздухе в течение 10 секунд, достигнув при этом высоты в 60 см (2 фута).

Победитель

Команда AeroVelo начала пробные полёты своего, ещё большего по размерам, квадрокоптера Atlas 28 августа 2012 года. 13 июня 2013 года в 12:43 по Североамериканскому восточному времени Тодд Рейхарт (англ. Todd Reichart) выполнил на этом аппарате рекордный полёт, в ходе которого Atlas оставался в воздухе на протяжении 64.11 секунды, поднялся до максимальной высоты в 3,3 метра и отклонился от точки старта не более, чем на 9,8 метра. Данные о полёте были переданы в экспертную комиссию, которая, рассмотрев предоставленную информацию, постановила, что полёт соответствовал установленным требованиям, и следовательно, команда AeroVelo официально признаётся победительницей.

Ссылки

• [www.vtol.org/hph Igor I. Sikorsky Human Powered Helicopter Competition — AHS International]
• [www.humanpoweredhelicopters.org humanpoweredhelicopters.org] — lists attempts to win the AHS Prize

Отрывок, характеризующий Приз Сикорского

– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.