Ревалоризация

Ревалоризация (фр. revalorisation, англ. value — значение, ценность) — это процесс переоценки ценности какого-либо объекта, что стало одним из популярных способов использования и переосмысления исторического, культурного и других видов наследия в постоянно меняющемся сегодняшнем обществе. Этот метод использования наследия является способом придания большей значимости («реставрации») важных монументов и мест, обладающих историческим значением. Первоначально укрепление значимости должно представлять собой пересматривание объектной ценности для обществ, а затем только других общественных институтов.

Проблематики

Феномен быстро меняющейся современности заставляет задумываться и пересматривать расхожие представления о значимости (в общем представлении) исторического процесса, важных объектов для него и «реставрации старого» в конструировании и пересмотре значения для современности. Глубокий социологический и исторический процесс переосмысления находится в стадии смены восприятию «имиджа» наследия, что привлекает внимание общества к феноменологии переосмысления «места памяти». Существуют некоторые различия в понимании этого интерпретационного явления, которые должны отражать многогранность процесса и вызваны переоцениванием, в силу именно динамики применения, различных методов в различных культурологических сферах жизни нашего общества. Различия не всегда могут позволять делать адекватные обобщения, поскольку разные концепции постоянно могут конфликтовать между собой. При процессе ревалоризации наследия необходимо рассматривать ценность объекта.

Четыре основных составляющих критерия ценности каждого объекта при ревалоризации:

• Аутентичность
• Историческая ценность
• Внешние ценности
• Добавленные ценности

Особое внимание нужно обратить на то, что процесс ревалоризации должен происходить в ареале возможно-созданной оригинальности и колоритности времени и места создания объекта. Всё, что пишется или говорится об этом интерпретируемом процессе (реставрация наследия), не должно быть домыслом или слухом, а, скорее наоборот, должно стремиться культивировать важность процесса и возможную элитарность памятника-наследия. Монументы не представляют собой что-то постоянно меняющееся, но могут быть по-новому переосмыслены через их активное использование в мирной среде для общества. Динамика ревалоризации не должна затруднять анализ, а также обобщение, в сфере историографии и культурологии всего наследия. В дополнение к этому, культурно-социальный процесс может привносить новые концепции в исследования для расширения восприятия проблематики.

Ревалоризация в современном обществе

Хорошим примером ревалоризации зачастую становится промышленное наследие, состоящее из остатков индустриальных построек и индустриальной культуры, которое имеет первоначально технологическое, научное и социальное, а потом уже историческое и архитектурное значение. Многие остатки индустрии состоят из различных промышленных зданий, а также техники, мастерских, заводов, фабрик, шахт и мест для переработки и обработки природных и искусственно созданных ресурсов, а также мест для различных социальных видов производства, связанных с промышленностью. Пример попытки дать «вторую жизнь» объекту индустриального наследия — один из заводов в Турине постройки начала двадцатого века. Конструирование завода было начато в 1916 в городском районе Линготто; позднее он использовался автопромышленной компанией Fiat, но был закрыт и трансформирован в современный комплекс для различных культурных событий, таких как концерты, театральные представления и т. д. Этот комплекс обладает положительными и отрицательными сторонами, так как он был перестроен и ревалоризирован. Положительные стороны можно увидеть в современной культуре на примере использования комплекса для Зимних Олимпийских игр 2006 и в фильмах нескольких итальянских режиссёров. Архитектурный индустриальный комплекс можно увидеть в фильмах «Мафиозо» (1962), «Ограбление по-итальянски» (1969), и т. д. На бывшем комплексе компании Fiat можно увидеть минусы переоценивания функциональных качеств индустриального наследия: промышленный объект полностью утратил первоначальную аутентичную функцию производства индустриального продукта, для которой он создавался первоначально.

Литература

• Christian M. Rogerson, Visser, G., Urban Tourism in the Developing World: The South African Experience‪Transaction Publishers, 2007
• Placheter H., Rossler M., Cultural Landscapes: reconnecting Culture and Nature, Cultural Landscape of universal Value. Components of a Global Strategy. Jena, Stuttgart, New York: Gustav Fischer Verlag, 1995
• Чепайтене Р., Культурное наследие в глобальном мире. Вильнюс ЕГУ / Институт истории Литвы, 2010
• Барабанов, А. А. Социально-культурные и семантические принципы ревитализации индустриального наследия. Уральская государственная архитектурно-художественная академия, Екатеринбург, 2011
• Нора, П. Проблематика мест памяти. Франция-память. СПб.; Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1999

Отрывок, характеризующий Ревалоризация

Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.