Diplolepis

</td>

   </tr>

Diplolepis
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Членистоногие Класс: Насекомые Отряд: Перепончатокрылые Подотряд: Стебельчатобрюхие Надсемейство: Cynipoidea Семейство: Орехотворки Род: Diplolepis
Латинское название
Diplolepis Geoffroy
Синонимы
Rhodites

Diplolepis — род перепончатокрылых насекомых из семейства орехотворок (Cynipidae).

Описание

Род характеризуется неполным жилкованием крыльев (всего 6—8 клеточек), лишённых краевого глазка, не коленчатыми 13—16-членниковыми усиками, коротким телом, часто с очень сжатым с боков и обыкновенно висячим брюшком, малой или очень малой величиной, игловидным яйцекладом самки и двухчленистым вертлюгом. Безногие личинки этого семейства живут в различных местах растений, производя уродливые наросты — галлы или орешки; некоторые личинки орехотворок сами не производят наростов, а живут в чужих орешках; наконец, иные паразитируют в личинках других насекомых (Italia cultellator паразитирует у рогохвоста Sirex juvencus). Род розовики отличается от прочих родов следующими признаками: первый членик брюшка длиннее всякого другого; лучевая клеточка передних крыльев короткая и широкая (почти 3-угольная), зеркальцевая клеточка или заменяющая её точка лежит ближе к её основанию, чем к середине; усики 15—16-члениковые со щетинками, челюстные щупальца 4-губные 2-члениковые. Наросты, производимые личинкой розовика на шиповнике и др. видах рода Rosa, известные под названием «бедегуар», — довольно крупные, очень мохнатые галлы.

Распространение

Описано 25 видов розовиков из Европы и Северной Америки, из которых наиболее обыкновенный и широко распространенный вид (и в Европе, и в Америке) — обыкновенный розовик (Rhodites rosae).

Литература

• Вся литература по орехотворкам до 1892 г. собрана у Dalla Torre: «Catalogus Hymenopterorum. II. Cynipidae» (Лейпциг, 1893). О Р. см. там же стр. 126—130.

Отрывок, характеризующий Diplolepis

Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»