Сентиментальность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сентимента́льность (от фр. sentiment — «чувство») — свойство психики, восприимчивость, мечтательность. Настроение, при котором все внешние впечатления действуют преимущественно на чувство, а не на разум и мысли. Это предрасположенность, эмоционально-ценностная ориентация на проявление таких чувств как: восторженность, умиление, растроганность и сопереживание по поводу, не вызывающему сильной эмоциональной реакции у окружающих. В крайнем проявлении — слезливость, чрезмерная и приторная чувствительность.

Сентиментальность может быть избирательной, например, направленной на животных, но не на людей. Она может и сочетаться с цинизмом или агрессивностью. Например, Федор Карамазов у Достоевского «зол и сентиментален»[1]. Близким, но отличным от сентиментальности, качеством личности может быть названо сострадание.



Обвинения в сентиментальности

Сентиментальность рассматривается как отрицательное качество, обвинения в сентиментальности нередки в литературной и общественно-политической критике. Примеры:

  • Энгельс о немецкой рабочей поэзии: «Малодушие и глупость, бабская сентиментальность, жалкое прозаически-трезвенное мелкобуржуазное филистерство — таковы те музы, которые вдохновляют эту лиру…»[2].

См. также

В Викицитатнике есть страница по теме
Сентиментальность

Напишите отзыв о статье "Сентиментальность"

Примечания

  1. Характерология Достоевского. Типология эмоционально-ценностных ориентаций. Т. А. Касаткина. М., Наследие, 1996.
  2. Немецкий социализм в стихах и прозе. Ф. Энгельс, 1847


Отрывок, характеризующий Сентиментальность

– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.