Серафимо-Иверский собор
| Православный храм | |
Серафимо-Иверский собор
| |
| Страна | Казахстан |
| Город | Экибастуз |
| Конфессия | Русская православная церковь |
| Епархия | Павлодарская и Экибастузская |
| Архитектурный стиль | неовизантийский |
| Строительство | 1992—1999 годы |
Серафимо-Иверский собор — православный храм Экибастуза, расположенный по адресу — пр. Ауэзова, 160. Главный православный храм города. Собор в Экибастузе имеет два посвящения: в честь Серафима Саровского и Иверской иконы Божьей матери. Строительство собора начато в декабре 1992 и в январе 1999 состоялось его открытие. Архитектор А. А. Ковязин. Храм представляет собой 3-этажный комплекс по 700 м² на каждом этаже. Высота 46 м. Здание венчает 8 куполов, что означает число вечности. Из 5 центральных куполов главный символизирует Спасителя, 4 купола — евангелистов. Своды храма, сходящиеся под центром куполом, обозначают, что вся Вселенная под волей Божьей. На колокольне установлен комплект из 9-ти колоколов, которые отлиты на Московском заводе им. Лихачёва. Самый большой колокол — «Благовест» весит 1024 кг. На нем надпись: «Спаси, Господи, люди твоя и благослови достояние твоё». В строительстве храма принимали участие и христиане, и мусульмане, их имена высечены на мемориальной доске у главного входа в храм. Собор является памятником архитектуры[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Серафимо-Иверский собор"
Примечания
- ↑ ЭКИБАСТУЗ /Второе издание, переработанное и дополненное/: Энциклопедия - г. Экибастуз, 2005 г. - 174 стр. ББК 92, Э 37, ISBN 9965-25-575-X.
Ссылки
- [pavlodar-eparhia.ru/ Павлодарская епархия]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Серафимо-Иверский собор
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
