Скугекер Бергбу
| Скугекер Бергбу |
Скугекер Бергбу[1] или Скугечер Бергбу[2] (швед. Skogekär Bergbo) — псевдоним анонимного шведского поэта XVII века, который означает «Друг Леса, Житель Гор»[1].
Краткие сведения
Кто именно скрывается за псевдонимом, до сих пор не выяснено. Ещё с XVII века предполагают, что это мог быть юрист Густав Русенхане (швед. Gustaf Rosenhane, 1619—1684), по другой версии — это его брат Шеринг Русенхане (швед. Schering Rosenhane, 1609—1663), или же юрист Юхан Сильвиус (швед. Johan Sylvius, 1620—1690).
Скугекер Бергбу, наряду с Георгом Шернъельмом, является одним из первых выдающихся поэтов Швеции. В своём первом произведении «Жалобы шведского языка» (швед. Thet Swenska språketz Klagemål, 1658) он поставил задачу очистить шведский язык от иноязычного влияния[1]. Его выдающееся произведение — цикл «К Вёнерид» (швед. Wenerid, 1680), в который вошло сто сонетов о неразделённой и невозможной любви лирического героя к женщине по имени Вёнерид из высших слоёв общества. Сонеты написаны в традиции петраркизма с использованием изысканной классицистической стилистики.
Непостоянно все: меняясь непрестанно,
как сумерки и ветр — настанет и пройдет.
А дорогое нам и вовсе не живет.
Так перышко летит, и тает прядь тумана.
Что плакать! или петь! Не изменить ни грана
в составе времени. Все движется вперед,
и дорогое нам равно не знает льгот.
Непостоянна грусть, и явь непостоянна.
Смирись, душа! Прими законы мирозданья
и с бегом времени сверяй свои желанья.
Пусть молодость моя проходит без людей —
я верю, что не грусть, а радость — чародей:
забвенье нам дарит, воспоминанья будит.
И, верно, Вёнерид моя душа забудет.
Скугечер Бергбу, из цикла «К Вёнерид», сонет 22
Самый известный сонет из цикла «К Вёнерид» — «Ты, мой маленький остров» (швед. DV lilla Hålma min), в котором прославляется город Стокгольм. По данным первого печатного издания «К Вёнерид» (1680), сонеты были написаны ещё до 1650 года. Кроме того, Скугекер Бергбу опубликовал сборник «Сорок малых песен» (швед. Fyratijo små Wijsor, 1682.)
Напишите отзыв о статье "Скугекер Бергбу"
Примечания
Отрывок, характеризующий Скугекер Бергбу
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
