Стеклянный дворец (рассказ)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Стекля́нный дворе́ц» (тур. Sırça Köşk) — рассказ-притча турецкого писателя Сабахаттина Али, написанный в 1946 году и вошедший в сборник рассказов «Стеклянный дворец». Один из острейших социально-политических и сатирических рассказов писателя.



Сюжет

Трое бездельников скитаются по свету и хотят где-нибудь осесть и зажить в своё удовольствие, ничего при этом не делая. В конце концов они приходят в столицу страны, где жил трудолюбивый народ. Здесь каждый работалет согласно своим способностям и получал из «общего котла» согласно своим потребностям. Жили в этой стране «без господ и слуг, дружно и мирно, без раздоров и ссор», а все споры решали люди, выбираемых для этих целей из народа.

Один из троих приятелей придумывает план, как им зажить здесь припеваючи. Друзья начинают ходить по городу и сначала публично восхищаются всем, что видят, а затем так же публично выражают удивление, что в таком прекрасном городе нет стеклянного дворца и, более того, местные жители даже не знают, что это такое. Они говорят, что не собираются оставаться в этом городе, где нет стеклянного дворца, и что они уйдут в другой город, где есть такой дворец. Жители города просят их остаться и выражают готовность на любые расходы для постройки стеклянного дворца, чтобы их страна ни в чём не отставала от других.

Под руководством трёх друзей жители выстраивают дворец. Приятели сразу же в нём посылаются и требуют обеспечить охрану для дворца и продовольствие для неё и для них самих. Вскоре во дворце появляются всё новые люди, которые поняли, что здесь можно жить за чужой счёт, ничего при этом не делая. Формально, однако, они все чем-то заняты: кто-то ведёт учёт продуктов, кто-то следит за уборкой во дворце, кто-то является помощником кого-то из вышеперечисленных … Люди, попавшие во дворец, уже не хотят оттуда уходить и внушают оставшимся горожанам о величии и необходимости стеклянного дворца.

Людей во дворце становится всё больше, и горожанам уже трудно их всех прокормить. У горожан начинают отбирать продовольствие силой, а тех, кто сопротивляется, сажают в темницу во дворце. Недовольных заставляют молчать. «Народ никак не мог избавиться от ярма, которое сам себе надел на шею».

В конце концов, когда горожанам уже нечего отдать, их заставляют привести во дворец всех оставшихся баранов. Но, видя недовольство народа, приятели — новоиспечённые правители — решают «в знак великодушия» отдать народу бараньи головы. Но люди обнаруживают, что и в отданных им бараньих головах осталось мало съедобного: у одной уже вынут мозг, у другой отрезан язык, у третьей вытащены глаза … И тогда кто-то в гневе и отчаянии бросает баранью голову во дворец. Неожиданно для всех в стеклянном дворце образуется огромная брешь. А им-то говорили, что дворец велик и неприступен! Люди начинают бросать одну за другой бараньи головы во дворец, и он разваливается, похоронив под развалинами своих обитателей.

Жители города возвращаются к прежней жизни. Снова дела в стране решают люди, выбранные из народа. Но люди запомнили урок стеклянного дворца, и в народе стали говорить: «Смотрите, никогда больше не воздвигайте стеклянных дворцов. А если такой дворец всё-таки будет построен — не верьте, что его нельзя разбить. Чтобы разрушить даже самый величественный из дворцов, достаточно, если полетит несколько голов».

Напишите отзыв о статье "Стеклянный дворец (рассказ)"

Ссылки

  • [appassionato.ru/files/sabahattin_ali_-_steklyanni_dvorec.doc Скачать рассказ Сабахаттина Али «Стеклянный дворец» (в формате Word)]

Отрывок, характеризующий Стеклянный дворец (рассказ)

– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.