Сюита из оркестровых произведений Иоганна Себастьяна Баха (Малер)

Сюита из оркестровых произведений Иоганна Себастьяна Баха (нем. Suite aus den Orchesterwerken von Johann Sebastian Bach) — произведение Густава Малера, представляющее собой перекомпонованные и переоркестрованные части из Сюит для оркестра Иоганна Себастьяна Баха № 2 и 3, BWV 1067 и 1068. Малер создал это сочинение в 1909 году и впервые исполнил, видимо, 10 ноября 1909 года, открыв этой сюитой первый «исторический» (составленный исключительно из музыки XVIII века, что было весьма необычно для того времени) концерт Нью-Йоркского филармонического оркестра. В дальнейшем Малер ещё несколько раз исполнял эту сюиту, играя на клавесине и дирижируя оркестром от инструмента, как во времена Баха. В декабре 1909 года Малер подписал договор на издание партитуры, и сюита была опубликована в следующем году, став последней публикацией композитора, над которой он работал самостоятельно.

В состав сюиты входят четыре части: Увертюра из Сюиты № 2, идущие без перерыва Рондо и Шутка (фр. Badinerie) из той же сюиты, Ария из Сюиты № 3 и два Гавота из той же сюиты (также без перерыва). Средняя продолжительность звучания — около 20 минут.

По мнению музыковеда Доналда Митчелла (англ.), работа Малера, с одной стороны, представляла собой шаг по популяризации оркестровых сочинений Баха, малоизвестных и редко исполнявшихся в то время, а с другой (особенно с учётом способа исполнения) — предвосхищала дальнейшее движение в сторону исторического исполнительства.

Среди известных записей сюиты — версии Рикардо Шайи с Оркестром Концертгебау и Эсы-Пекки Салонена с Лос-Анджелесским филармоническим оркестром.

Отрывок, характеризующий Сюита из оркестровых произведений Иоганна Себастьяна Баха (Малер)

– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.