Теннис на Панарабских играх 2011

Соревнования по теннису на XII Панарабских играх прошли с 6 по 16 декабря 2011 года на кортах Khalifa International Tennis and Squash Complex в Дохе, Катар, выявив обладателей 6 комплектов наград.

Общая информация

Теннисный турнир Панарабских игр 2011 года проводится в год пятидесятилетия включения вида спорта в программу игр.

Соревнования собрали почти всех сильнейших теннисистов Арабского мира того периода. Организаторы не смогли лишь уговорить принять участие в турнире тунисскую теннисистку Селиму Сфар, незадолго до того объявившую о завершении игровой карьеры. Тунис, однако, выставил двух других своих сильнейших игроков — Малика Джазири и Унс Джабир.

Теннисный турнир начался с командных соревнований, а затем были выявлены победители в индивидуальных турнирах.

Обзор

Мужской командный титул также достался египтянам, которые сначала выиграли свою группу, а затем победили в двухраундовом плей-офф. Пару в финале им составили представители Кувейта, ранее также выигравшие свою группу, а затем в упорной борьбе обыгравшие в полуфинале команду Марокко. Сборная Туниса, проиграв в группе египтянам и ливанцам, в плей-офф не вышла.

Женский командный титул достался сборной Туниса, проигравшей на пути лишь один сет (в полуфинале — Марокко). Вторым финалистом соревнования стала сборная Египта, переигравшая в финале команду Омана. Фактическим матчем за второе место стал матч в группе между марокканками и египтянками, где представительницы северо-восточной Африки вырвали победу в третьем игре встречи.

Мужской одиночный титул достаточно уверенно завоевал Малик Джазири, подтвердив свой статус первого сеянного. Его соперником по финалу был кувейтец Абдулла Макдас, переигравший на пути к финалу двух теннисистов, сеяных выше него — вторую ракетку турнира Мохамеда Махмуда из Египта и шестую ракетку турнира — марокканца Анаса Фаттара.

Женский одиночный титул завоевала представительница Омана Фатма Аль Набхани. На пути к титулу она обыграла многих звёзд арабского женского тенниса: в полуфинале была обыграна марокканка Лина Беннани, а в четвертьфинале и финале — две туниски: Унс Джабир и Нур Аббас; причём Онс не смогла доиграть тот поединок, серьёзно подвернув ногу. Первая ракетка турнира — ещё одна марокканка Надя Лалами — проиграла в полуфинале Нур Аббас.

Мужской парный титул достался представителям Кувейта, которые на пути к победе ни разу не отдали соперникам более пяти геймов за сет. Серебро досталось команде Туниса, в полуфинале обыгравших вторую пару турнира — марокканцев Мехди Зиади и Анаса Фаттара. Поделившие с марокканцами третье место египтяне не выиграли за турнир ни сета: первый круг они пропустили из-за высокого посева, а их соперники по четвертьфиналу не вышли на встречу.

Женский парный титул достался египтянкам, переигравшим в полуфинале и финале вторую и первую пару турнира. Могшие побороться за титул представительницы Туниса не вышли на полуфинал из-за травмы Джабир.

Медали

Медалисты

Одиночные турниры

Категория	Золото	Серебро	Бронза
Мужчины	Малик Джазири (TUN)	Абдулла Макдас (KUW)	Анас Фаттар (MAR)
			Мехди Зиади (MAR)
Женщины	Фатма Аль Набхани (OMA)	Нур Аббас (TUN)	Лина Беннани (MAR)
			Надя Лалами (MAR)

Парные турниры

Категория	Золото	Серебро	Бронза
Мужчины	Мохаммад Гариб (KUW) Абдулла Макдас (KUW)	Амёр Бен Хассен (TUN) Малик Джазири (TUN)	Анас Фаттар (MAR) Мехди Зиади (MAR)
			Омар Хедайет (EGY) Карим Мостафа (EGY)
Женщины	Ясмин Эбада (EGY) Ола Хаммуд (EGY)	Фатиха Барьяне (MAR) Надя Лалами (MAR)	Нур Аббас (TUN) Унс Джабир (TUN)
			Сара Аль Балуши (OMA) Фатма Аль Набхани (OMA)

Общий зачёт

Общее количество медалей
Место	Страна	Золото	Серебро	Бронза	Всего
1	Тунис Тунис	2	2	1	5
2	Египет Египет	2	1	1	4
3	Кувейт Кувейт	1	2	0	3
4	Оман Оман	1	0	2	3
5	Марокко Марокко	0	1	7	8
6	ОАЭ ОАЭ	0	0	1	1
Всего		6	6	12	24

Ссылка

• [rs.arabgames2011.qa/ENG/ZZ/ZZS103A_TE@@@@@@@@@@@@@@@ENG.htm Страница теннисного турнира на сайте игр]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Теннис на Панарабских играх 2011

– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.