Толстой, Иван Матвеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Матвеевич Толстой<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
министр почт и телеграфов Российской империи
1863 — 1867
Предшественник: Прянишников, Фёдор Иванович
Преемник: Тимашев, Александр Егорович
 
Рождение: 22 марта (3 апреля) 1806(1806-04-03)
Смерть: 21 сентября (3 октября) 1867(1867-10-03) (61 год)
Род: Толстые
Граф (с 1866) Ива́н Матве́евич Толсто́й (1806—1867) — русский придворный и государственный деятель из рода Толстых, брат Н. М. и Ф. М. Толстых.



Биография

Сын Матвея Фёдоровича Толстого (1772—1815) от его брака с Прасковьей Михайловной Голенищевой-Кутузовой (1777—1844), дочерью М. И. Кутузова. Служил по ведомству иностранных дел (1822—1838); камергер (1834); сопровождал наследника цесаревича (впоследствии Императора Александра II) за границу (1838); в должности шталмейстера (1839) и шталмейстер (1849) двора наследника цесаревича; шталмейстер Высочайшего двора (1855).

Сенатор и товарищ министра иностранных дел (с 15 апреля 1856 по 30 августа 1861); обер-гофмейстер (17 апреля 1860); член Государственного совета (1861); директор почтового департамента МВД (с 1 января 1863), затем министр почт и телеграфов (с 15 июня 1865 до своей смерти).

Именным Высочайшим указом, от 16 (28) апреля 1866 года, министр почт и телеграфов, член Государственного совета, обер-гофмейстер, Иван Матвеевич Толстой возведён, с нисходящим его потомством, в графское Российской империи достоинство.

Толстой был талантливым певцом, «тембр его голоса был чистый и проникновенный, он пел увлеченно и с изумительным изяществом»[1]. В 1830-х года много пел в Париже с Генриеттой Зонтаг[2]. В обществе выделялся уморительной надменностью, за что получил прозвище «Павлин Матвеевич» [3].

Семья

Жена (с 1844 года) — Елизавета Васильевна Тулинова (1826—1870), дочь воронежского губернского предводителя дворянства Василия Васильевича Тулинова от брака с Марией Ивановной Дубенской. С 1856 года кавалерственная дама ордена Св. Екатерины (малого креста), с 1867 года испанского ордена Марии-Луизы (большого креста). Покончила с собой вследствие развившейся душевной болезни. Похоронена на Новодевичьем кладбище в Петербурге. В браке было восемь детей, из которых пятеро умерли в младенчестве:

Напишите отзыв о статье "Толстой, Иван Матвеевич"

Примечания

  1. Долли Фикельмон. Дневник 1829—1837. Весь пушкинский Петербург. — М.: Минувшее, 2009. — 1002 с.
  2. Архив села Михайловского. Т.2. Вып. 1.—СПб., 1902.—С. 39
  3. П. Долгоруков. Петербургские очерки. Памфлеты эмигранта. — М., 1992.— 560 с.

Литература

Отрывок, характеризующий Толстой, Иван Матвеевич

Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…