Томинский ГОК

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Горно-обогатительный комбинат «Томинский»
Расположение	Челябинская область, Россия
Ключевые фигуры	Валерий Улановский (генеральный директор)
Отрасль	Цветная металлургия
Продукция	Медный концентрат
Сайт	[rmk-group.ru/ru/about/tominskiy-gok rmk-group.ru]

Го́рно-обогати́тельный комбина́т «Томи́нский» (Томинский ГОК) – запроектированный горно-обогатительный комбинат для переработки медно-порфировых руд месторождения «Томинское» в Челябинской области.

Месторождение

Географическое положение месторождения

Томинское месторождение медно-порфировых руд было открыто в 1957 году. Оно является одним из крупнейших медных месторождений России и мира.

Медно-порфировые руды месторождения содержат медь и другие металлы в количествах, достаточных для работы комбината в течение нескольких десятилетий. Его запасы оцениваются в 630 млн тонн руды. По оценочным данным 2013 года, эта руда может дать 1,5 миллиона тонн меди, 31 тонну золота и 71 тонну серебра.

Месторождение расположено в Сосновском районе Челябинской области.

Комбинат

При выходе комбината на полную мощность его производительность должна составить до 28 млн тонн руды в год (500 тысяч тонн медного концентрата, 10 тыс тонн катодной меди в год). Томинский ГОК - крупнейший инвестиционный проект на Южном Урале и крупнейший горно-обогатительный комбинат на территории постсоветского пространства.

Комбинат аналогичен Михеевскому ГОКу, на котором с 2013 года ведется добыча медно-порфировых руд в Варненском районе Челябинской области.

Максимальная глубина карьера составит порядка 520 метров. Пульпа (отходы) утилизируется методом мокрой укладки. Для производственного водоснабжения требуется забор из озера Синеглазово и реки Чумляк. Санитарно–защитная зона Томинского ГОКа варьируется от 500 метров до 1000 метров.

Управление

Лицензия на разработку месторождения принадлежит АО «Томинский ГОК», входящему в Группу Русская медная компания. Руководителем комбината является Валерий Улановский, с 2009 года возглавлявший ЗАО «Михеевский ГОК».

Финансы

Объем инвестиций в строительство комбината должен составить около 55 млрд рублей.

Планируемая сумма налоговых отчислений за весь период работы - около 80,9 млрд рублей (в федеральный бюджет – 8,9 млрд рублей, в региональный – 65,7 млрд рублей, в местный – 2,9 млрд рублей, во внебюджетные фонды – 3,4 млрд рублей). По оценке вице-президента «Русской медной компании» Юрия Короля, проект окупится в течение 15 лет.

Критика

Проект по строительству горно-обогатительного комбината вызвал протесты среди челябинцев. Большую роль в протестах играет местное отделение партии «Яблоко». По мнению критиков проекта, комбинат ухудшит экологическую ситуацию в городе. В конце 2015 году в приемную Президента Российской Федерации было направлено более 108 000 подписей челябинцев, возмущенных проектом строительства ГОКа.

Сторонники строительства указывают на то, что запуск аналогичного комбината (Михеевский ГОК) не вызвал ухудшения экологической ситуации в регионе. По оценке специалистов Южно–Уральского государственного университета, комбинат не окажет негативного влияния на Шершнёвское водохранилище. В РМК в свою очередь заявляют, что состояние атмосферного воздуха вокруг комбината будет находится под постоянным контролем.

В передаче Момент Истины от 11.01.2016 года выступил эколог Челябинской области Андрей Иванов с заявлением о том, что в реальности нет никакой угрозы экологии от строительства ГОКа, а цель протестов - остановить строительство важнейшего для России места добычи руды и меди.

Челябинский экономист В. Гаврилов рассчитал, что вред от работы Томинского ГОКа в несколько раз превысит обещанные выгоды.

Интересные факты

На территории Томинского ГОК в ходе археологических изысканий были обнаружены фрагменты шлака и бронзового сплеска, свидетельствующие о том, что 4 тыс. лет назад на этой территории древние племена уже занимались металлургией - плавкой бронзы.

См. также

• Учалинский ГОК

Ссылки

• [rmk-group.ru/ru/about/tominskiy-gok Официальный сайт]
• [www.youtube.com/watch?v=pBYjwD92DVQ Фильм о комбинате]

Отрывок, характеризующий Томинский ГОК

«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.