Транспортная система университета Западной Вирджинии в Моргантауне

Транспортная система университета Западной Виргинии в Моргантауне — эстакадная электрифицированная дорога (персональный автоматический транспорт), соединяющий разбросанные по городу университетские здания. Построена в два этапа в 1971—1975 и 1978—1979 как совместный эксперимент Департамента транспорта США и Boeing Vertol. Общая стоимость составила 126 млн долларов (в том числе НИОКР — 24 млн.).

Университет Западной Виргинии в Моргантауне разделён на три обособленных кампуса — один в центре города и два к северу от него. Транспортная связь университетских объектов стала одной из пяти программ строительства «персонального автоматического транспорта», реализованных в США в 1970-х годах.

Описание системы

Общая длина системы — 5,8 км, она включает пять станций. Линия начинается в депо, к югу от центра города, выходит эстакадой на берег реки Мононгаила и следует по её берегу, вдоль старой железнодорожной линии, на северо-запад. 65 % линии проходит по эстакаде высотой около 6 м, 35 % по земле. Сделав петлю вокруг западного городка, дорога поворачивает на восток и достигает медицинского городка. Дорожное полотно представляет приподнятые над землёй железобетонные короба с единственным контактным рельсом (переменный ток, 575 В). Зимой короба отапливаются во избежание обледенения — оно не мешает движению вагонов, но удлиняет тормозной путь и вводит в заблуждение датчики при пробуксовке колёс.

Четырёхколёсные вагоны массой 4 тонны движутся в коробе на пневматических шинах; тяговые электродвигатели, приводящие задние оси, работают на постоянном токе от внутреннего выпрямителя. Средняя эксплуатационная скорость 22 км/ч, максимальная 50 км/ч. Вагоны движутся автоматически, без машиниста. Всего в парке 73 вагона, из них на линию одновременно выходит не более 55.

Современные американские стандарты не считают моргантаунскую систему «персональной», так как её вагоны достаточно вместительны: до 20 мест, в том числе 8 сидячих; в 2000 году был поставлен рекорд — в вагон набилось 97 человек.

Направляющие колёса вагона, отклонённые от диаметральной оси вагона на 0,5°, «отслеживают» внешний борт бетонного короба. И передние, и задние колёса вагона — управляемые (стре́лок в системе нет). Управление движением, остановкой и поворотами — полностью централизовано.

Станции имеют сложную конфигурацию, позволяющие и оборачивать поезда (для этого над основными путями выполняются два разворотных полукольца), и пропускать поезда-экспрессы без остановки (по отдельному, нижнему, пути), таким образом, на одной станции возможны трёхуровневые развязки. Пассажиры сами выбирают — следует ли останавливаться на ближайшей станции или следовать экспрессом.

Особенности эксплуатации

Вплоть до 1998 года система использовала управляющий компьютер, поставленный в 1971 году (PDP-11). Его заменили только по причине полного отсутствия комплектующих (на Intel Pentium).

Во время учебных семестров система работает по будним дням с 6:30 до 22:15, по субботам с 9:30 до 17:00. Средний дневной поток пассажиров — 15 000 (рекорд — 31 280, 31 августа 2006). Проезд для студентов бесплатный, для всех остальных — 50 центов. При этом себестоимость перевозок, которые обслуживают 64 сотрудника ещё в 1995 составляла 1.27 долларов за поездку.

В 2006 финансовом году система выходила из строя 259 раз, время простоя составило всего 66 часов (из 3640 рабочих). 159 из 259 поломок были связаны с неисправностями вагонов.

Литература

• Tom Gibson. Still in a Class of Its Own [www.progressiveengineer.com/PEWebBackissues2002/PEWeb%2024%20Mar%2002-2/PRT.htm]

Ссылки

• Официальный сайт [www.wvu.edu/~facserv/prt.htm]
• Карты системы [www.wvu.edu/CampusMap/]
• Описание системы и фото станций [web.presby.edu/~jtbell/transit/Morgantown/]
• Описание системы [faculty.washington.edu/jbs/itrans/morg.htm]

Отрывок, характеризующий Транспортная система университета Западной Вирджинии в Моргантауне

– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.