Утёнков, Михаил Дмитриевич

Михаил Дмитриевич Утёнков (1893—1953) — русский медик, создатель методики непрерывного культивирования микроорганизмов.

Биография

Родился в Баку. В 1904—1912 годах учился в 10-й Московской гимназии. В 1916 году с отличием окончил медицинский факультет 1-го МГУ. С 1916 года — ординатор Московского ракового института, с 1917 года — санитарный врач в Ленинграде. С 1918 года участвовал в Гражданской войне в качестве полкового врача и в 1919 году был контужен с переломом трёх ребер. Был назначен начальником Ленинградского Санпросветотдела Главного санитарного управления РККА. Для экспериментального театра Санпросвета народного комиссариата здравоохранения написал несколько пьес в рамках программы борьбы с проституцией и венерическими заболеваниями.

В 1921—1925 годах был помощником заведующего сывороточно-вакцинным отделом института им. И. И. Мечникова, затем (1925—1929) — научный сотрудник Красно-Советской больницы им. С. П. Галицкого. В 1927 году появилась его первая научная публикация: «Сферуляция микроорганизмов». В 1929 году назначен ассистентом кафедры микробиологии 1-го Московского медицинского института; с 1931 года — профессор и заведующий этой кафедрой. В 1939 году защитил диссертацию доктора медицинских наук на тему «Микрогенерирование» — в 1941 году его докторская диссертация была напечатана в издательстве «Советская наука»; затем появилась публикация по этой теме: Длительное микрогенерирование // Микробиология. — 1944. — Т. 13. — № 6. — С. 310—313.

В 1940 году принят в ВКП(б). В октябре 1941 года был эвакуирован в Уфу в связи с работой по оборонной тематике. В 1942 году восстановлен в должности заведующего кафедрой института. В 1944 году исключён из партии, а в следующем году был освобождён от должности заведующего кафедрой с запрещением вести преподавательскую работу с формулировкой «за недостойное использование служебного положения». Одновременно с заведованием кафедрой он, с 1942 по 1948 год, заведовал микробиологической лабораторией в Институте патологии и терапии интоксикаций АМН СССР, работавшей по оборонной тематике; в 1948 году в связи с ликвидацией лаборатории был переведён на должность старшего научного сотрудника, а затем утверждён в должности заведующего лабораторией геморрагических лихорадок Института вирусологии АМН СССР. В 1946 году им, совместно с Г. С. Захаровой, был получен патент «Непрерывный процесс для продукции молочной кислоты посредством ферментации».

М. Д. Утёнков повесился вместе с женой Марией Казимировной 28 августа 1953 года в своей квартире на Софийской набережной (дом 36, кв. 7а).

См. также

• Биореактор

Литература

• Белокрысенко С. [www.nkj.ru/archive/articles/24975/ Жизнь и смерть учёного в СССР. Профессор Михаил Дмитриевич Утёнков (1893—1953). Попытка расследования] // Наука и жизнь. — 2014. — № 10. — С. 56—61.

Ссылки

• [www.findpatent.ru/patent/0/9750.html Патент «Аппарат для посева микроорганизмов»]
• [library.univer.kharkov.ua/OpacUnicode/index.php?url=/auteurs/view/95410/source:default Книги М. Д. Утенкова]

Отрывок, характеризующий Утёнков, Михаил Дмитриевич

Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211