Часовня святого Иоанна Рыльского

Часовня святого Иоанна Рыльского (болг. Параклис Свети Иван Рилски) — часовня Болгарской православной церкви, находящаяся на болгарской антарктической станции Святой Климент Охридский, расположенной на острове Ливингстон.

История

Идея строительства часовни, которая получила имя небесного покровителя болгар святого Иоанна Рыльского, выдвинута фондом «2000 лет Рождества Христова» при содействии болгар, работавших в Антрактиде. Их научный сезон начинается в начале зимы и заканчивается после наступления весны в Северном полушарии. За это время в базе работают между 12 и 15 человек, геологов, биологов, врачей, метеорологов, ботаников и других специалистов.

Три камня в основание здания были заложены 9 декабря 2001 года диаконом Любомиром Братоевым. К возведжению часовни решено было приступить в ноябре 2002 года.

Освящение часовни состоялось 9 февраля 2003 года.

Колокол часовни был пожертвован экс-вице-премьером Болгарии Николой Васильевым, который работал в качестве врача на болгарской базе в сезоне 1993/1994. Крест на крыше был подарен болгарским художником Дичо Капушевым. В часовне находится икона Иисуса Христа Жениха, написанная болгарским художником Георгием Димовым, и икона святого Иоанна Рильского, подаренная президентом Болгарии Георгием Пырвановым, который посетил часовню и зажег свечу 15 января 2005 года.

Вследствие глобального потепления часовня вскоре оказалась погребена под трехмётровым слоем снега, а затем разрушена из-за движения ледника.

Поэтому в 2012 году новое строительство было начато на скальном фундаменте. К концу 2015 года в маленькой часовне, в которой температура летом не поднимается выше нуля градусов, утеплены стены, установлена церковная утварь и витражи. В декабре 2015 года митрополит Западно- и Среднеевропейский Антоний отслужил в патриаршем соборе Святого Александра Невского службу по болгарским исследователям Антарктики, которые отправятся на свою очередную исследовательскую миссию. Митрополит Антоний отметил, что работа учёных в таких условиях полна вызовов, требует много жертв и является свидетельством силы Божьей заповеди человеку исследовать тайны мира, созданного Им, и выразил надежду и готовность совершить освящение антарктического храма, если есть согласие Синода Болгарской Православной Церкви.

Отрывок, характеризующий Часовня святого Иоанна Рыльского

– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.