Чемпионат России по конькобежному спорту 1900

Чемпионат России по конькобежному спорту 1900
Подробности чемпионата
Место проведения	Москва
Сроки турнира	25 февраля 1900 года
Мужчин	8
Женщин	не участвовали
Призовые места среди мужчин
Призовые места среди женщин
Статистика чемпионата

Чемпионат России по конькобежному спорту в классическом многоборье 1900 года – 12-й чемпионат России, который прошёл 25 февраля 1900 года в Москве на катке «Чистые пруды». В первенстве принимали участие только мужчины – 8 конькобежцев.

Звание чемпиона России не присуждено. Первое место на дистанции 1500 метров завоевал конькобежец из Санкт-Петербурга Григорий Киселёв, на 5000 метров – Сергей Григорьев (Москва).

С 1895 года чемпион определялся по итогам выступления на двух дистанциях 1500 и 5000 метров. Забеги осуществлялись парами. Для завоевания звания чемпиона России необходимо было победить на обеих дистанциях.

Результаты чемпионата

место	спортсмен	город	1500 м	5000 м
без места	Григорий Киселёв	Санкт-Петербург	2.54,0 (1)	10.31,4 (2)
без места	Сергей Григорьев	Москва	2.55,0 (3)	10.25,0 (1)
без места	Иван Попов (по другим источникам – Е. Попов )	Москва	2.55,8 (5)	10.32,0 (3)
без места	А. Большовитнов	–	3.00,0 (7)	10.39,0 (4)
без места	Сергей Рябов	–	3.04,00 (8)	10.52,0 (5)
без места	Эдуард Фолленвейдер	Санкт-Петербург	2.54,4 (2)	не финишировал
без места	Анатолий Сладков	Москва	2.55,0 (3)	не финишировал
без места	Г. Трифонов	–	2.56,0 (6)	не финишировал

Ссылки

• [www.desg.de/?page_id=813&anzeige=event&eventID=7471 Сайт Deutsche Eisschnelllauf-Gemeinschaft]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Чемпионат России по конькобежному спорту 1900

Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.