Шахрияр (кратер)
| Шахрияр | |
 | |
| Кратер Шахрияр (в центре), снятый космической станцией Кассини-Гюйгенс | |
| 58°19′ с. ш. 132°30′ в. д. / 58.32° с. ш. 132.5° в. д.Координаты: 58°19′ с. ш. 132°30′ в. д. / 58.32° с. ш. 132.5° в. д. | |
| Небесное тело | Энцелад |
| Диаметр | ~ 24 км |
| Эпоним | Шахрияр |
Шахрия́р[1](лат. и англ. Shahryar) — 24-километровый ударный кратер на поверхности луны Сатурна — Энцелада. Координаты центра — 58°19′ с. ш. 227°30′ з. д. / 58.32° с. ш. 227.5° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.32&mlon=-227.5&zoom=14 (O)] (Я)[2]. Кратер был обнаружен на снимках космического аппарата «Вояджер-2», а через некоторое время подробно снято зондом «Кассини-Гюйгенс». Этот кратер — седьмой по величине на Энцеладе, его диаметр составляет 24 км[2]. Кратер Шахрияр практически таких же размеров как и кратер Синдбад, но несмотря на это, он не обладает куполообразной структурой, предполагается, что кратер не был подвержен воздействию релаксации поверхности после удара. Картер является молодым с геологической точки зрения. Название кратера получило официальное утверждение в 1982 году[2].
Содержание
Эпоним
Назван в честь Шахрияр — персонаж, описанный в сборнике народных сказок Тысяча и одна ночь[2]. Шахрияр — правитель, которому дочь его везиря Шахразада рассказывала сказки в течение 1001 ночи[3].
См. также
Напишите отзыв о статье "Шахрияр (кратер)"
Примечания
- ↑ Номенклатура деталей рельефа спутников Сатурна, 1986, с. 49.
- ↑ 1 2 3 4 [planetarynames.wr.usgs.gov/Feature/5453;jsessionid=E50A0E40824D571A82CE7399FB7DDFF7 Enceldus: Shahryar crater] (англ.). Gazetteer of Planetary Nomenclature. International Astronomical Union (IAU) Working Group for Planetary System Nomenclature (WGPSN) (6 November 2014).
- ↑ Номенклатура деталей рельефа спутников Сатурна, 1986, с. 48.
Литература
- Бурба Г. А. Номенклатура деталей рельефа спутников Сатурна / Отв. ред. К. П. Флоренский и Ю. И. Ефремов. — Москва: Наука, 1986. — 80 с.
|
Это заготовка статьи по астрономии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Шахрияр (кратер)
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
