Шер, Вениамин Иосифович

Вениамин Иосифович Шер (24 ноября 1900—1962) — советский скрипач, композитор и музыкальный педагог.

Окончил Петроградскую консерваторию по классу скрипки Сергея Коргуева. С 1927 г. преподавал в Ленинградской консерватории. Среди учеников Шера — Владимир Овчарек, Марк Комиссаров, Виктор Либерман, Зиновий Винников и др. В средней специальной музыкальной школе при Ленинградской консерватории у Шера занимался Владимир Спиваков. По воспоминаниям М. Е. Белодубровского,

Добрая половина скрипачей оркестров Ленинградской филармонии того времени были, наверное, его учениками. Он обладал особым педагогическим даром невербально ввести в дух музыки, передать её суть, стилистику так, как будто «он самоё её узрел». Это оставалось навсегда и при обращении к данному автору не требовало повторных объяснений. «Ты пластинку не слушай. Мы сами разберемся», — говорил он обычно.

Среди сочинений В. И. Шера — Концертная фантазия для скрипки на тему оперы М. Глинки «Руслан и Людмила», Детский концерт для скрипки с оркестром (1947), другая скрипичная и камерная музыка.

По воспоминаниям Е. Е. Фёдорова, Вениамин Шер во второй половине 1940-х гг. играл в Квартете имени Глазунова на альте.

Отрывок, характеризующий Шер, Вениамин Иосифович

Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.