Эйдельман
Поделись знанием:
__DISAMBIG__
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
Фамилия Эйдельман (укр. Ейдельман, польск. Ejdelman, англ. Eidelman, Idelman, Idleman)
- Эйдельман, Александр Лазаревич (1904—1995) — пианист, педагог, профессор.
- Эйдельман, Борис Львович (1867—1939) — деятель российского революционного движения.
- Эйдельман, Илья Львович (более известен под фамилией Курган; род. 1926) — диктор Белорусского радио и телевидения с 1949 по 1990 год, заслуженный артист Белоруссии.
- Эйдельман, Натан Яковлевич (1930—1989) — русский советский писатель, историк, литературовед.
- Эйдельман, Яков Наумович — российский театровед, журналист, публицист.
См. также
Список статей об однофамильцах. Если вы попали сюда из текста другой статьи Википедии, следует уточнить ссылку так, чтобы она указывала на статью о конкретном человеке. См. также [ru.wikipedia.org/w/index.php?title=Категория:Персоналии_по_алфавиту&from=%D0%AD%D0%B9%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD полный список] существующих статей. |
Напишите отзыв о статье "Эйдельман"
Отрывок, характеризующий Эйдельман
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.