Алехнович, Глеб Васильевич
| Глеб Васильевич Алехнович | |
 | |
| лётчик |
|---|
Глеб Васильевич Алехнович (1886—1918) — русский лётчик[1].
Содержание
Биография
Родился в семье поручика 4-го пехотного Копорского полка. По окончании Полоцкого кадетского корпуса поступил в Константиновское артиллерийское училище в Петербурге. Аттестованный по окончании училища по первому разряду Г. В. Алехнович служил в Смоленске — в 3-й резервной артиллерийской бригаде. Одновременно был преподавателем гимнастики в Смоленском реальном училище.
В конце 1910 года он прошёл первоначальное обучение в Севастопольском аэроклубе у Станислава Дорожинского. При поступлении в Гатчинскую авиашколу[2] поначалу был забракован приёмной комиссией из-за близорукости, несмотря на это он блестяще выполнил программу полётов на получение пилотского диплома и получил диплом пилота-авиатора № 30 от 29 июля 1911 года. Через месяц Г. В. Алехнович участвовал в авиационных состязаниях в Царском Селе, где сталл победителем и удостоился приза Императорскогоого Всероссийского аэроклуба.
В конце 1912 года Г. В. Алехнович подал в отставку из армии и стал работать лётчиком-испытателем в авиационном отделе Русско-Балтийского вагонного завода, который возглавлял Игорь Иванович Сикорский. Он испытывал самолёты «Русский Витязь», «Илья Муромец». Одновременно Алехнович, без прохождения конкурсных экзаменов ввиду его отличной теоретической подготовки, поступил в Петербургский политехнический институт.
В начале Первой мировой войны был призван в армию и назначен командиром «Ильи Муромца-V», на котором совершил свыше 100 вылетов[3].
Награждён Георгиевским крестом.
В 1917 году Г. В. Алехнович установил очередной рекорд — рекорд грузоподъёмности. На своём самолёте «Илья Муромец» он поднял груз в 180 пудов (2948,4 кг).
После Октябрьской революции перешёл на сторону Советской власти. Добровольно вступил в Красную Армию. Участвовал в создании «красной» Эскадры.
Погиб в 1918 году[4] при крушении на «Муромце» при невыясненных обстоятельствах. Похоронен в Петрограде на Никольском кладбище Александро-Невской лавры недалеко от могил первых русских лётчиков Л. М. Мациевича, С. И. Уточкина и В. М. Абрамовича.
Супруга - Алехнович (Черепнина) Юлия Петровна (1888-1965) - директор Научной библиотеки Академии художеств (1931-1949).
Напишите отзыв о статье "Алехнович, Глеб Васильевич"
Примечания
- ↑ Алехнович — единственный русский лётчик носивший очки.
- ↑ По другим данным он поступал в Качинскую авиашколу
- ↑ В экипаже Алехновича, в качестве моториста, летал будущий известный писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов; в результате появился целый цикл рассказов и очерков о военной авиации и лётчиках того времени.
- ↑ Дата гибели в разных источниках — или 17, или 30 ноября (возможно, это вызвано ошибочной попыткой перевода уже не существовавшего в это время старого стиля на новый).
Источники
- Школьников А. Испытатель «Ильи Муромца» // Смоленская газета. — 19 ноября 2011. — № 130 (858).
- [www.strelna.ru/ru/comments/encyclopedia/261281.htm Большой Энциклопедический Словарь]
Ссылки
- [www.testpilot.ru/memo/20/alehnovich.htm Test-pilots (испытатели)]
- [www.kacha.ru/php/baza/face.php?id=4968 Качинское высшее военное авиационное училище летчиков]
- [lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/1368/catid/3 Могила Глеба Васильевича Алехновича на Никольском кладбище Александро-Невской лавры].
Отрывок, характеризующий Алехнович, Глеб Васильевич
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
