Амиров, Марс Гизитдинович

Амиров Марс Гизитдинович
Депутат Верховного Совета БАССР девятого созыва
Рождение:	1 августа 1930(1930-08-01) г. Белебей
Смерть:	12 сентября 1992(1992-09-12) (62 года) г. Белебей
Партия:	КПСС
Образование:	Уфимский авиационный институт
Учёная степень:	ктн
Профессия:	инженер-механик
Награды:

Марс Гизитдинович Ами́ров (1 августа 1930, Белебей, Башкирской АССР — 12 сентября 1992, Белебей, Республика Башкортостан) — советский, позднее российский государственный деятель, хозяйственный деятель, учёный. В 1967—1992 гг. — директор Белебеевского завода нормалей и метизов («Автонормаль»). Кандидат технических наук (1983), депутат Верховного Совета БАССР девятого созыва и РСФСР десятого и одиннадцатого созывов. Входил в Комитет народного контроля Башкирской АССР (1985)

Заслуженный машиностроитель БАССР (1983). Награждён орденами Октябрьской Революции (1973), Трудового Красного Знамени (1971, 1981), «Знак Почета» (1963), медалями.

Имеет 12 авторских свидетельств на изобретения. Автор свыше 40 печатных работ.

Детство

Родился Марс Гизитдинович Амиров 1 августа 1930 года в г. Белебее в семье партийно-хозяйственного работника республиканского масштаба Гизитдина Шарафутдиновича Амирова и учительницы Мушарафы Гареевны. Оба они отличались недюжинным умом, преданностью своему делу и творческим к нему отношением, инициативностью, совестливостью. Удивительно ли поэтому, что в такой семье вырос сын, перенявший лучшие черты характера родителей."

Карьера

"Трудовую деятельность М. Г. Амиров начал очень рано: еще в старших классах школы работал старшим пионервожатым, каждое лето – воспитателем в пионерском лагере. В 20-летнем возрасте Марс Гизитдинович поступил на работу в Уфимское моторостроительное производственное объединение, где трудился механиком установки, инженером, ведущим конструктором, начальником цеха, заместителем секретаря партийного комитета объединения, то есть прошел многие этапы производства и поднялся на довольно большую высоту в партийной работе."

В 1956—1967 гг. — на УМПО: инженер, начальник цеха, заместитель секретаря парткома; в 1967—1992 гг. — директор Белебеевского завода нормалей и метизов («Автонормаль»).

Участник разработки и внедрения технологии по обработке металлов холодной высадкой. По его инициативе при заводе был открыт филиал кафедры обработки металлов давлением от УАИ; Белебеевский машиностроительный техникум, ПТУ машиностроителей.

Образование

Уфимский авиационный институт (1956), инженер-механик.

Аспирантура. Кандидат технических наук (1983).

Библиография

Автор и соавтор учебных пособий и учебников: «Ковка и штамповка», «Основы технологии автоматизированного холодновысадочного производства», «Исходные материалы для объемной холодной штамповки и методы их подготовки под штамповку».

64 научные работы к. т. н. М. Г. Амирова публиковались в отраслевых журналах «Автомобильная промышленность», «Кузнечно-штамповочное производство», «Сталь», «Авиационная промышленность», «Черная металлургия», «Инженерно-технический журнал», в «Известиях вузов», «Трудах УАИ» и во многих других изданиях.

Память

Именем Амирова названа улица в Белебее;

На здании Дворца культуры г. Белебея установлена мемориальная доска.

Турнир по боксу класса «Б» памяти М. Г. Амирова

Награды

Кавалер орденов Трудового Красного Знамени (1971, 1981), ордена Октябрьской Революции (1973), «Знак Почёта» (1963). На Выставке достижений народного хозяйства — бронзовая (1975) и серебряные медали (1980, 1984). Почетная грамота Президиума Верховного Совета Башкирской АССР. Звание «Заслуженный машиностроитель Башкирской АССР» (1983). Почётный гражданин города Белебея (1996). 13 октября 1988 года М. Г. Амиров был принят в члены Клуба директоров Страны.

Литература

Документально-публицистическое повествование Д. Курганова и Л. Амировой «Книга о первом директоре, или Улица Амирова» (2000)

Отрывок, характеризующий Амиров, Марс Гизитдинович

– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.