Ахоэиту

Ахоэиту ('Aho'eitu) — в тонганской мифологии сын бога Тангалоа Эитуматупуа и смертной женщины по имени Илахева Ваэпопуа. Стал первым представителем королевской династии туи-тонга примерно в начале X века, свергнув с престола прежнего правителя с тем же именем, но не божественного происхождения.

Путешествие на небо

Будучи маленьким, Ахоэиту однажды спросил у своей матери, которая была простой женщиной, об отце. Она ответила Ахоэиту, что его отец был богом, который живёт на небе. Когда ребёнок подрос, он решил найти отца. Мать отвела его к огромному казаурину. Вскарабкавшись по нему, Ахоэиту нашёл отца, который ловил голубей. Эитуматупуа пригласил сына в свой дом поесть и выпить каву. Впоследствии он отправил Ахоэиту к другим своим сыновьям, которые жили на небе. Но когда они узнали, что Ахоэиту тоже сын Эитуматупуа, заревновали, разорвали его на куски и съели всего, кроме головы, которую бросили на растение тои, которое с тех пор стало ядовитым.

Спустя некоторое время Эитуматупуа послал жену за Ахоэиту, но она вернулась без него. Отец отправился к сыновьям и, поняв, что случилось что-то плохое, начал щекотать им горло, вызвав таким образом рвоту. Найдя все части Ахоэиту, кроме головы, он отправил посланника искать его голову и кости. Всё это было сложено в одну чашу. Затем Эитуматупуа вылил в неё воду и бросил целительные листья малайского яблока. Спустя несколько дней, у этой чаши, которая была выставлена у дома, сидел живой Ахоэиту.

После этого Эитуматупуа наказал своих сыновей тем, что им было велено жить на небе и запрещено спускаться на землю, а Ахоэиту был назначен королём Тонга. Однако через некоторое время братья раскаялись и попросили отца отпустить их с младшим братом. Эитуматупуа простил сыновей, но разрешил им стать только слугами Ахоэиту.

Королевская родословная

Старшими братьями Ахоэиту были:

• Талафале. Носил титулы туи-фалеуа (в переводе с тонганского языка «королём второго дома»), а также туи-пелехаке.
• Матакехе. Он и его другие братья должны были защищать туи-тонга.
• Малиэпо.
• Туи Лолоко.
• Туи Фолаха.

Имя Ахоэиту в течение многих столетий используется другими представителями королевской династии, например, членом тонганской королевской семьи Тупоутоа Лавака (Ахоэиту Унуакиотонга Тукуахо).

Литература

• R.D. Craig, Dictionary of Polynesian Mythology (Greenwood Press: New York, 1989), 2-3;
• N. Rutherford, Friendly Islands: History of Tonga (Oxford University Press: Oxford, 1977), 27-8.
• E.W. Gifford; Tongan myths and tales, BPB Bulletin 8; 1924

Ссылки

• [www.tongatapu.net.to/lore/tonga/tonga100.htm 'Aho'eitu the first Tu'i Tonga]

Отрывок, характеризующий Ахоэиту

«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.