Баранник, Алексей Никифорович

Алексей Никифорович Баранник
Олексій Никифорович Баранник
Дата рождения	23 марта 1925(1925-03-23)
Место рождения	село Нове Життя ныне Чернобаевский район,Черкасская область,Украина
Дата смерти	13 февраля 2001(2001-02-13) (75 лет)
Место смерти	Чернобаевский район,Черкасская область,Украина
Принадлежность	СССР СССР → Украина Украина
Род войск	пехота
Годы службы	1942—1945
Звание
Часть	35-я гвардейская стрелковая дивизия
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии	Медали
В отставке

Алексе́й Ники́форович Бара́нник (укр. Олексій Никифорович Баранник; 1925—2001) — участник Великой Отечественной войны, полный кавалер Ордена Славы, разведчик 120-мм минометной батареи 102-го гвардейского Померанского стрелкового полка, 35-й гвардейской Лозовской Краснознаменной орденов Суворова и Богдана Хмельницкого стрелковой дивизии, 8-й гвардейской армии, 1-го Белорусского фронта, гвардии младший сержант.

Биография

Родился 23 марта 1925 года в селе Нове Життя ныне Чернобаевского района Черкасской области (Украина) в крестьянской семье. Украинец. В 1937 году окончил 4 класса. Работал в колхозе ездовым. В 1941 году окончил курсы трактористов. С началом войны был эвакуирован в Сталинградскую (ныне Волгоградская) область, работал трактористом в колхозе села Красная Поляна.

В декабре 1942 года призван в Красную Армию и направлен курсантом в 18-й учебный танковый полк. С марта 1943 года — в действующей армии. Воевал на Юго-Западном (с 20 октября 1943 года — 3-й Украинский) и 1-м Белорусском фронтах. Принимал участие в освобождении Левобережной Украины, Никопольско-Криворожской, Березнеговато-Снигиревской, Одесской, Люблин-Брестской, Висло-Одерской и Берлинской наступательных операциях. 30 августа 1943 года в бою был ранен.

Действуя в составе разведывательной группы в тылу противника в районе села Паланка (ныне Штефан-Водский район, Молдова) 3 и 4 мая 1944 года А. Н. Баранник уничтожил трех румынских солдат, захватил пленного и доставил его в штаб полка.

Приказом командира 35-й гвардейской стрелковой дивизии от 16 июня 1944 года гвардии младший сержант Баранник Алексей Никифорович награждён орденом Славы 3-й степени.

В июне 1944 года 35-я гвардейская стрелковая дивизия была передислоцирована в полосу 1-го Белорусского фронта. В результате Люблин-Брестской наступательной операции части дивизии овладели плацдармом на западном берегу реки Висла в районе населенного пункта Магнушев (ныне Козеницкий повят, Мазовецкое воеводство, Польша). 14 января 1945 года с этого плацдарма дивизия пошла в наступление. В ходе боев А. Н. Баранник продвигался в боевых порядках передовых подразделений, выявляя объекты поражения для своей батареи и корректируя её огонь. За время боев им были обнаружены две артиллерийские и две минометные батареи, семь пулеметов, три наблюдательных пункта, 14 блиндажей. Все эти цели были уничтожены либо подавлены минометным огнём. 27 января 1945 года в ходе выявления разрозненных групп противника огнём из личного оружия уничтожил пять немецких солдат.

Приказом командующего 8-й гвардейской армией от 17 марта 1945 года гвардии младший сержант Баранник Алексей Никифорович награждён орденом Славы 2-й степени.

В ходе овладения населенным пунктом Киц (ныне район Меркиш-Одерланд, земля Бранденбург, Германия) 6 марта 1945 года, продвигаясь под огнём противника, А. Н. Баранник выявил 2 станковых, 3 ручных и 1 зенитный пулемет, 2 75-мм пушки противника. Корректируя огонь батареи, обеспечил уничтожение выявленных целей. В уличных боях огнём из автомата и трофейными фаустпатронами уничтожил более 10 немецких солдат.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество гвардии младший сержант Баранник Алексей Никифорович награждён орденом Славы 1-й степени.

С мая 1945 года служил в стрелковой роте охраны военной комендатуры города Берлин. В ноябре 1945 года старшина А. Н. Баранник демобилизован.

Вернулся на родину. Работал заведующим хозяйством, бригадиром полеводческой бригады, начальником пожарно-сторожевой охраны в колхозе. Избирался депутатом сельского совета.

Награды

• [podvignaroda.mil.ru/?#id=1510732084&tab=navDetailManUbil орден Отечественной войны 1-й степени] (указ Президиума Верховного Совета СССР от 11.03.1985 года)
• [podvignaroda.mil.ru/?#id=46487951&tab=navDetailManAward Орден Славы 1-й степени] (указ Президиума Верховного Совета СССР от 31.05.1945 года)
• [podvignaroda.mil.ru/?#id=25487661&tab=navDetailManAward Орден Славы 2-й степени] (приказ командующего 8 гвардейской армии от 17.03.1945 года)
• [podvignaroda.mil.ru/?#id=36796187&tab=navDetailManAward Орден Славы 3-й степени] (приказ командира 35 гвардейской стрелковой дивизии от 14.06.1944 года)
• Медали

Ссылки

• [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/gentlemens/hero.htm?id=11509191@morfHeroes Сайт Министерства обороны Российской Федерации]
• [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=18739 Баранник Алексей Никифорович] на сайте Герои страны

Отрывок, характеризующий Баранник, Алексей Никифорович

– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.