Барановский, Ярослав Владимирович
Поделись знанием:
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
(перенаправлено с «Барановский, Ярослав»)
Яросла́в Барано́вский, укр. Яросла́в Барано́вський (1906— 11 мая 1943) — украинский националист.
Биография
Родился в семье униатского священника, с 1924 член УВО. Боевик, участвовал в нападении на почтовую карету под Калушем 30 мая 1926, был осуждён польским судом на 2 года. После тюрьмы эмигрировал в Чехословакию, где окончил Карлов университет. Доктор права.
С 1933 г. — секретарь Провода украинских националистов (Правления ОУН), шеф связи с Краем и начальник разведки. Был также Президентом ЦЕСУС (Центральный союз украинских студентов). При расколе ОУН на «мельниковцев» и «бандеровцев» в 1940 году поддержал А. Мельника, обвинялся бандеровцами в работе на польскую полицию. В 1941 отошел от активной деятельности. Убит бандеровцами во Львове.
|
Это заготовка статьи о биографии персоны из СССР. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Барановский, Ярослав Владимирович"
Отрывок, характеризующий Барановский, Ярослав Владимирович
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
