Бомбардировки континентальной территории США японской авиацией

Бомбардировки континентальной территории США японской авиацией — незначительные, но имеющие своё место в истории, налёты японской авиации, которые случились в горах штата Орегон, в нескольких милях за от Брукингса во время Второй мировой войны. Это был единственный раз, когда во время Второй Мировой войны континентальные штаты США пострадали от нападения вражеских сил с воздуха.

9 сентября 1942 года японский гидросамолет Йокосука E14Y, стартовавший с японской подводной лодки, сбросил две зажигательные бомбы с взрывателем замедленного действия для того, чтобы начался лесной пожар. Благодаря пожарному патрулю и погодным условиям, не подходящим для возникновения пожара, ущерб от атаки был минимальным. Это был первый случай, когда вражеский самолет бомбил континентальную часть США, и второй раз, когда территория США подверглась бомбардировке иностранными войсками (первой была бомбардировка Патриком Мерфи Нако, штат Аризона, хотя бомбардирование Мерфи территории США было случайностью).

Бомбардировки

В среду 9 сентября 1942 года подводная лодка I-25 лейтенанта-командера Мэйдзи Тагами, всплыла к западу от мыса Бланко. С подводной лодки взлетел гидросамолет «Глен» Йокосука E14Y, под управлением прапорщика Нобуо Фудзита и старшины Окуда Сёдзи, с двумя зажигательными бомбами 76 килограммов (168 фунтов) каждая.

Говард «Разз» Гарднер с пожарной вышки на Маунт-Эмили заметил летящий «Глен» и сообщил о нём в Siskiyou National Forest. Хотя Разз не видел бомбардировки, он заметил столб дыма и сообщил о этом диспетчеру. Он получил команду добраться до пожара пешком, чтобы определить, что можно сделать. Диспетчер также послал пожарного Кита В. Джонсона c ближайшей пожарной вышки Bear Wallow.

Двое мужчин прибыли на место и смогли локализовать пожар. Возникло только несколько небольших разрозненных очагов, так как бомбы были сброшены с неправильной высоты. Мужчины оставались на месте и работали всю ночь борясь с пожарами. Утром на помощь прибыл пожарный расчет. Из-за прошедшего недавно дождя было влажно, что помогало борьбе с огнём.

Последствия

ФБР начало расследование, в результатом которого были найдены несколько осколков бомб. 10 сентября 1942 года эта история была опубликована в нескольких газетах. Генерал-лейтенант Джон Л. Девит объявил: «Командование западного сектора обороны расследует обстоятельства обнаружения 9 сентября осколков от зажигательной бомбы. Эти фрагменты были обнаружены сотрудниками Лесной службы США около горы Эмили девяти милях к северо-востоку от Брукингса, маркировка на осколках бомбы указывает на то, что она была изготовлена в Японии».

Гидросамолет нёс две бомбы. Обе были сброшены японцами согласно полученному приказу, но следы от второй бомбы до сих пор не обнаружены. Одна из бомб оставила глубокую воронку. 29 сентября Фудзита и его наблюдатель провели вторую атаку, снова причинившую только незначительный ущерб.

После войны

Через двадцать лет после войны пилот гидросамолета Нобуо Фудзита получил приглашение посетить Брукингс. Перед его поездкой правительство Японии запросило гарантии, что он не пойдет под суд как военный преступник. Фудзита выступил в качестве ведущего на местном фестивале, где, как символ сожаления, подарил городу меч самурая, принадлежавший его семье на протяжении 400 лет. Фудзита нанёс ряд визитов в Брукингсе в качестве «неофициального посла мира и дружбы». Он был впечатлён тёплым приемом в Соединённых Штатах.

В 1985 году Фудзита пригласил в Японию трёх студентов из Brookings-Harbor High School. В ходе визита Фудзите было передано письмо от помощника Президента Рональда Рейгана «с восхищением за доброту и щедрость». Фудзита приезжал в Брукингс в 1990, 1992 и 1995 годах. В 1992 году он посадил дерево на месте падения бомбы как жест мира. В 1995 году он перевёз самурайский меч из мэрии Брукингса в новую библиотеку. Нобуо был удостоен звания почётного гражданина Брукингса за несколько дней до своей смерти — 30 сентября 1997, в возрасте 85 лет. В октябре 1998 года его дочь Ерико Асакура захоронила прах Фудзиты на месте падения бомбы.

Ссылки

• [gesswhoto.com/oregon-bombing.html Los Angeles Times news story of September 15, 1942]
• [www.fs.fed.us/fstoday/080919/03.0About%20Us/trail_dedication.html Trail Dedication at Japanese Bombing Site Set] — U.S. Forest Service

Отрывок, характеризующий Бомбардировки континентальной территории США японской авиацией

– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.