Вайнах Телеком

Вайнах Телеком (Vainah Telecom)
Отрасль:	мобильная телефония, телефония, широкополосный Интернет, дальняя связь, розничная продажа, IPTV, городские сети Wi-Fi и т.д.
Страна происхождения:	Россия Россия
Связанные марки:	Вайнах Техноком
Рынки:	Россия, Чеченская Республика
Слоган:	«Универсальный оператор связи»

ЗАО «Вайнах Телеком» — российская телекоммуникационная компания, официально начала свою деятельность как сотовый оператор в мае 2009 года. Деятельность в сфере телекоммуникаций велась еще задолго до этого, с 2003 года. Компания основана с целью развития связи и телекоммуникаций на территории Чеченской Республики, строительства современных высокотехнологичных объектов и сооружений связи.

Название «Вайнах Телеком» происходит от чеченского слова вайнах (самоназвание чеченцев и ингушей), что означает — «наш народ».

Основные услуги

• Сотовая связь стандарта GSM
• Широкополосный доступ в Интернет (проводной, оптоволоконный)
• Сеть четвертого поколения 4G LTE
• Цифровая телефония и видеотелефония
• Удалённое видеонаблюдение

История деятельности

В 2010 году компания стала единственным неподконтрольным «Связьинвесту» оператором России, выигравшим конкурс на частоты в диапазоне 2,3—2,4 ГГц (одну из 40 лицензий). По мнению операторов-конкурентов и аналитиков, условия конкурсов Минкомсвязи оказались однозначно прописаны под компании, входящие в «Связьинвест»: например, наличие лицензии на 3G означало списание баллов, в то время как за наличие таксофонной сети баллы, наоборот, добавлялись.

В конце сентября 2011 года «Вайнах Телеком» подал в Россвязь заявку на получение 300 000 номеров для запуска MVNO; в октябре он получил 330 000 номеров. Проект планировалось реализовать на базе инфраструктуры сети Скай Линк.

Тем временем оператор, несмотря на проблемы с роутерами (диапазона TDD), к январю 2013 года оборудование сети LTE, купленное в кредит, было чеченским оператором установлено, и даже появились позднее опровергнутые им же сообщения об обслуживании первых абонентов. Но по условиям приобретённой в 2010 году лицензии оборудование должно было иметь статус «оборудования российского происхождения», каковой должен был быть подтверждён Минпромторгом. Однако производитель — Центр беспроводных технологий (Томск) — не предоставил информацию о своих конечных бенефициарах. Он являлся совместным предприятием финско-германской Nokia Siemens Networks (NSN) и научно-производственной фирмы «Микран»; первой фирме принадлежало 75 %, второй — 25 %. Притом для статуса российского производителя необходимо, чтобы не менее 50 % компании принадлежало российским резидентам. «Ростелеком» из-за подобных затруднений сеть к тому времени строить ещё не начал (кроме тестовой станции в Подольске. Над компаниями нависла угроза отзыва лицензий за неоказание заявленных услуг либо конфискации незаконно включённого несертифицированного оборудования. К тому же 25 % «Центра беспроводных технологий» уже выкупило у NSN «Роснано», что обеспечило российским компаниям 50 % плюс одну акцию.

Наконец, в августе 2013 года от Минкомсвязи поступило разъяснение, что оборудование «отечественного производства» и «российского происхождения» — не одно и то же. С технической точки зрения сети «Вайнах Телекома» удовлетворяли смягчившимся требованиям ГКРЧ, и с учётом «факта исключительной социальной значимости сети „Вайнах Телекома“» разрешение на коммерческую эксплуатацию было получено. Позднее Минкомсвязи решило, что продукцию Центра беспроводных технологий можно признать соответствующей статусу «РЭС отечественного производства», и ей не обязательно получать статус «телекоммуникационного оборудования российского происхождения».

Широкую общероссийскую известность сеть получила после того, как Рамзан Кадыров, обиженный неучётом другими мобильными операторами голосов в конкурсе «Россия 10», объявил в Instagram о переходе «тысяч» чеченских абонентов на «Вайнах Телеком».

Отрывок, характеризующий Вайнах Телеком

И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.