Ванька-ключник
| Ванька-ключник | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Александра Гончарова |
| Оператор | |
| Кинокомпания | |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Ванька-ключник» (другое название — «Русская быль XVII столетия», 1909) — немой художественный короткометражный фильм Василия Гончарова, киноиллюстрация русской народной песни «по сюжету Антропова».
Сюжет
Журнал «Сине-фоно», 1909, № 22, стр. 14:
Кто не знает, кто не слыхал нашу русскую, полную скорбной поэзии песню про Ваньку-ключника? злого разлучника… И поэты, и художники не раз вдохновлялись этой песней, находя в ней богатый материал для своих творений…Остановившись на том же сюжете для своей первой в этом сезоне картины, мы имели в виду изобразить на экране поэтическую иллюстрацию этой популярнейшей из народных песен, перенести зрителя в обстановку нашей родной старины…
Картина первая. Подвыпил старый князь со своим боярином-приятелем и решил поехать на перевоз, поразвлечься пляской красотки Насти да игрою её брата ухаря Щегла… приказывает князь ключнику позвать его молодую жену проститься с ним да, кстати, похвастаться перед гостем её кротким нравом да покорностью… Заставляет её поцеловать гостя, и рада бы отказаться, да, зная крутой нрав мужа, робко исполняет веление своего господина и скрепя сердце целует подвыпившего боярина… А тут еще, как на грех, стоит и ключник… Уехал князь, уехал боярин, на миг задержался ключник, чтобы бросить ласковое слово княгинюшке, всколыхнулось сердце — не слыхала ли старая мамка неосторожного слова, но той и неведомо, что творится с княгинюшкой…
Картина вторая. Дворовые и сенные девушки водят хоровод… Пошатываясь, спускается боярин и заигрывает с молодушками, но морщится князь: «Негоже-де дома, на просторе другое дело…» И уводит боярина. Не одной княгине полюбился молодой ключник… Сенная Дашутка не чает души в нем… Как тень, отделяется она от хоровода, чтобы хоть словечком перекинуться с Иваном, но нет уже у него для неё ласковых слов… Княгиня встала ей поперек дороги, своими глазами увидела она… как княгиня к Ване льнула:
Как сорочка ко плечу,
Целовала, миловала,
Своим милым называла…Гнев, обида заговорили в сердце Дашутки, и она решается на отчаянный шаг: донести обо всем князю…
Картина третья. Весело пирует князь у перевоза и не чует, что беда уже за плечами… Усталая, измученная, еле переводя дух, появляется Дашутка и сообщает князю страшную правду… Как раненый, заревел князь и бросился со своими слугами домой. Но шустрая Настя быстро сообразила, что несдобровать ключнику, и посылает своего брата на лодке кратчайшим путём известить его о грозящей беде…
Картина четвертая. Быстро летит резвая лодка, лихо выскакивает Щегол и, подгоняемый желанием вызволить друга из беды, стремглав бежит к княжескому терему… Не успел предупредить он друга об опасности, как в воротах появляется князь с челядью… Со всех сторон окружили его, скрутили белы рученьки:
И ведут во двор Ванюшу,
Ветер кудри Ване бьет,
Ветер шелкову рубашку
К белу телу так и льнет…Встревоженная, бежит из терема княгиня и, увидя своего друга привязанным к дереву, не смогла сдержать стона… Этого только и было нужно князю:
Отвечай же, сын ты вражий,И по рукоять нож — в грудь Ивана… Как подкошенная, рухнула наземь княгиня… Подоспела и Дашутка и со стоном обвивает труп погубленного ею Ваньки-ключника, злого разлучника…
Расскажи-ка, варвар мой,
Как гулял ты в роще княжей
С нашей княжеской женой…
Критика
Журнал «Сине-фоно», 1909, № 22, стр. 8-9:
«Ванька-ключник» — драма из боярской жизни, скомбинированная по народной песне. С этой картины как первого художественного произведения русского фабриканта мы и начнём наш обычный обзор новостей.Нам приходилось до сих пор видеть несколько картин работы русских фабрикантов, но мы не останавливались на них, так как в большинстве случаев это были ленты, от которых так и брызгало обычное тяп-ляп гонящегося за сенсацией коммерсанта, но отнюдь не артиста-художника. Исключением из них был «Купец Калашников», отмеченный нами своевременно как первая и довольно удачная попытка создать хорошую русскую картину.
Теперь же перед нами результат уже не робкой попытки, а строгой и всесторонне обдуманной работы, работы, при исполнении которой были поставлены определённые задачи чистого искусства. Своевременно же мы на страницах нашего журнала выражали пожелания, что когда на нашем рынке появятся наши русские картины, то чтобы это были настоящие Films d’Art, так как иначе и не может быть — перед нами огромный опыт иностранных фабрикантов, с одной стороны, и огромные же собственные богатства, как литературные, так и артистические — с другой! Да, наконец, при существующей конкуренции других картин выпускать не имело смысла! Вот почему мы и рассматриваем выпущенную картину с точки зрения указанной нами выше задачи.
Картина, содержание которой мы не станем передавать, переносит нас в родную старину. Это эпизод из жизни наших предков, которым вовсе не чужды были современные страсти, но у которых эти страсти выливались в несколько чуждые нам формы. Мы видим те же чувства любви и ревности, тот же разгул, но проявленные в более примитивных, хочется сказать — в более наивных, тонах. И нужно отдать справедливость артистам и главным образом режиссёру — эти тона прекрасно выдержаны. Само собой разумеется, что костюмы эпохи детально показаны. Укажем также и на удачно выбранные места действия. В них чувствуется запущенность старины, когда ещё не умели украшать природы и брали её так, как она есть. Слабо, правда, незаметно дана «гульба на перевозе». Здесь хотелось бы больше движения, больше размаха. Но то, что дано, — сделано недурно. Ещё раз повторяем — во всём видна хорошая работы режиссёра. Им, очевидно, продуманы все детали всей постановки. О игре артистов, каждого в отдельности, мы не упоминаем, так как характер разыгранной пьесы требует больше ансамбля, что с успехом достигнуто. Скажем только, что у артистов сказывается умение играть перед объективом. Немного жаль, что боярский костюм княгины делает её «сырее», чем того хотелось бы по пьесе. Такой полной княгине не до любовных игр! Но это мелочь. В общем картину можно назвать очень удачной как с артистической, так и с технической стороны! И это нас радует: радует за фабриканта, который недаром потратил массу энергии и труда для достижения своего успеха, радует и за русское кинематографическое искусство, будущность которого впереди!
Роли и исполнители
- Василий Степанов — Князь
- Любовь Варягина — Княгиня
- Андрей Громов — Ключник
- Александра Гончарова — Девушка
Интересные факты
- Фильм снимался с привлечением актёров труппы Введенского народного дома, которая затем стала основой актерского состава киноателье Ханжонкова.
- Фильм вышел на экраны 1 (14) сентября 1909 года.
- Фильм сохранился без надписей.
Напишите отзыв о статье "Ванька-ключник"
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=13911 «Ванька-ключник»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»
Отрывок, характеризующий Ванька-ключник
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
