Варен, Бернхард

Бернхардус Варениус
лат. Bernhardus Varenius
Место рождения:	Хитцаккер, княжество Ганновер
Научная сфера:	Математика. Медицина. География. Страноведение
Учёная степень:	доктор медицины
Научный руководитель:	Йоахим Юнгиус
Известен как:	автор «Всеобщей географии»

Бернхард Варен (Бернхардус Варениус, нем. Bernhard Varen, лат. Bernhardus Varenius; (Хитцаккер на Эльбе, 1622 — Лейден, 1650/1651) — доктор, медицины, германо-голландский географ. Выделил географию из системы европейских знаний в отдельную науку, определив в общем виде её цель, задачи, методы исследований и область применения. По мнению ряда географов — основоположник современной географии как научной дисциплины.

Варениус | Varenius — латинизированное написание голландского имени, с течением времени закреплённое в традиционном русском языке. Иногда встречается также и написание Варений.

Биография

Бернхард Варен родился в 1622 в небольшом немецком городе Хитцаккер на реке Эльбе, провинция Ганновер, сегодня — Южная Саксония.

Его отцом был Генрих Варен | Heinrich Varen (1595 – 1635), придворный священник герцога Брауншвейг-Люнебургского. Мать Анна Фредер | Anna Freder скончалась в 1623, оставив младенца на руках отца. Бернхарду было 13 лет, когда в 1635 умер и его отец.

Старший брат Брудер Август Варен | Bruder August Varen (1620 – 1684) стал профессором, а затем и ректором университета в Ростоке.

После смерти отца Бернхард Варен отправился в Гамбург, где в 1640-1642 учился в гимназии Йоахима Юнгиуса (1587-1657). В гимназии Юнгиус старался воспитывать в учащихся привычку к тщательному наблюдению и возможной математической точности излагаемого материала.

В 1643 – 1645 Варен практиковался в математике и медицине в университете Кёнигсберга в Восточной Пруссии. В 1649 он переехал в Лейден, где защитил докторскую степень по медицине. В том же году он поселился в Амстердаме – столице Нидерландов, где открыл медицинскую практику.

Географические открытия голландских мореплавателей привлекли внимание Варена к географии. Систематизировав более ранние работы, Варен издал в типографии Эльзевиров две свои книги:

• 1649 — «Описание Японии» (Descriptio Regni Japoniae). Работа включала в себя переложение более ранних сочинений, посвящённых не столько Японии, сколько Юго-Восточной Азии, касающихся в большей степени не географии, а культуры и религии. Этот трактат, тем не менее, иногда рассматривают в качестве работы по региональной географии на основе имевшихся письменных источников и рассказов миссионеров и купцов.
• 1650 — «Всеобщая география» (Geographia Generalis). Книга представляет собой общее научное систематизированное описание земного шара, составленное на основе имевшихся на тот момент данных. Особое внимание Варен уделял так называемой «математической географии»: расчёту расстояний на земной поверхности, построению карт, определению координат для цели навигации и другому.

Успел ли Бернхард Варен увидеть труд, который прославил его имя — неизвестно. По некоторым сведениям автор «Всеобщей географии» жил в крайней бедности и скончался в Лейдене в возрасте около 30 лет в 1650 / 1651 от туберкулёза — весьма распространённой в то время болезни. Также возможно, что силы Варена были надорваны в результате кропотливой работы над научным трактатом, вобравшим в себя колоссальное количество фактических сведений, которые потребовали проверки и систематизации. Начиная с первого издания «Всеобщая география» стала классическим трудом по географии и в значительной степени повлияла на внутреннюю структуру и методологию географии как науки. Уже современники признавали высокую значимость трактата и отдавали должное таланту автора. Поздние географы подтвердили это мнение.

«Всеобщая география» Варена была издана Эльзевирами трижды: в 1650, 1664 и 1671 годах.

Книга долгое время являлась в Европе одной из важнейших работ по физической географии и в течение XVIII века была переведена на ряд европейских языков.

На Британских островах Исаак Ньютон читал Курс географии по книге Варена и дважды издал её в Англии в своей редакции.

Русский перевод книги Варена «Всеобщая география» издан в 1718 в Москве по прямому указанию российского императора Петра I и использовался как классический учебник и справочное пособие по географии мира. Первыми пользователями книги были как сам русский царь, так и преподаватели и учащиеся «Навигацкой школы» в Москве, которая размещалась в Сухоревой башне.

Будучи приверженцем механистичных философских взглядов, Варен рассматривал земной шар как жилище человека и стремился дать его максимально точное, научно достоверное описание, а также показать связь между отдельными явлениями природы в их географическом распространении: изменение природных поясов с широтой и другое.

В своем труде Варен в Первой части рассматривал географическое положение, размеры и конфигурацию описываемой страны; рельеф, гидрографию и характер растительности; давал характеристику природных условий с точки зрения ведения сельского хозяйства; описывал полезные ископаемые и их разработки; дал картину животного мира. Во Второй части приводилась характеристика населения с подробными демографическими данными; описывались основные занятия жителей, их «доходы и рукоделия, в которых упражняются жители, купечество, товары, которые посылает оная страна в иные земли». Варен выделял особенности в культуре и быте описываемых народов, а также давал основные сведения политического характера описываемых стран.

Источники сведений для «географий» Варена

В XVI — XVII веках Голландия стала первой страной в мире, где победил капитализм. Ликвидация отживших неэффективных экономических, политических и социальных феодальных институтов открыла для голландской нации новые возможности. Торговые и другие экономические отношения «на континенте» тормозились раздробленностью Европы на множество государственных образований с собственными границами, торговыми тарифами, таможенными пошлинами, дурным состоянием дорог или их отсутствием, политической и экономической нестабильностью, низкой грузоподъёмностью сухопутных транспортных средств: осла, мула, вола, лошади, телеги, повозки и другого. Голландцы обнаружили, что морские пути сообщения предоставляют более широкие возможности для экономической деятельности нации, а морские суда по грузовместимости несравненно удобнее и дешевле любого сухопутного средства для перевозок грузов. Селедочная рыбная ловля, морские перевозки сырья и готовых изделий голландскими морскими судами оказались необычайно выгодными. Для большинства стран Европы голландский торговый флот стал важнейшим инструментом международной торговли. Голландцы в определённый момент истории стали почти монопольными перевозчиками Европы, что приносило голландским купцам колоссальные прибыли. Разница в цене скупки товаров в одном месте и продажа его по более высоким ценам там, где был спрос приносила исключительно высокие прибыли голландской торговле. Это также в величайшей степени стимулировало общеголландскую промышленность и сельское хозяйство, которые экспортировали морем в другие страны на голландских судах избыточные произведённые в Голландии промышленные, ремесленные и сельскохозяйственные изделия и продукты. Помимо этого возникли новые отрасли промышленности и ремесел, которые прямо или косвенно работали на нужды национального флота. В Голландии возник лучший в мире морской флот, а география плаваний голландских мореходов охватила весь мир. Сложившиеся экономические и исторические условия способствовали приобретению и аккомулированию в Голландии колоссального количества разнообразных сведений географического характера. Это были карты, гравюры, литографии, описания, лоции, страноведческие записки, мемуары и прочие материалы географического содержания. Изобретение бумаги, наборного свинцового шрифта, открытие вслед за этим в Голландии большого числа типографий, сделали печатную продукцию недорогой, доступной и оперативной. В необычайной степени в Голландии развилось такое научное направление как страноведение, печатание тематических карт и атласов. Для успешного мореплавания и международной «заморской» торговли потребовались систематизированные, достоверные, очищенные от домыслов, легенд и бесполезных в сугубо практической деятельности географические сведения, опираясь на которые можно было бы вести успешную коммерческую, военную, политическую и дипломатическую деятельность как в Европе и омывающих её морях, так и в мире в целом. Возникла потребность в достоверном, сжатом и доступном изложении географии мира на основе имевшихся знаний того времени. Бернхард Варен, безусловно талантливый и образованный человек эпохи, создавал свои географические труды «в нужное время и в нужном месте».

Географические труды до Варена

Удивительной стороной голландских торговли и мореплавания являлись экономические связи с Японией. За столетие с 1609 по 1709 только японский порт Нагасаки посетило 480 голландских судов. В 1648 в Амстердаме вышла книга бывшего начальника торговой фактории Ф. Карона «Правдивое описание Японии в годы 1622 — 1629». Трактат неоднократно переиздавался в различных странах с дополнениями других авторов. Бернхард Варен, видимо, внимательно ознакомился с этим сочинением предшественника.

Труды Варена в оценках учёных

• По общему мнению европейских учёных – современников Варена, его труд представлял «самое лучшее и самое учёное изложение географии, которое внесло настоящую революцию в эту науку и совершенно изменило её задачи».
• А. Геттнер, немецкий географ: Географический труд Варениуса по содержанию и по силе критики стоит гораздо выше географических трудов своих предшественников

• А. Гумбольдт, немецкий географ: В своём труде «Космос» признал Варениуса основоположником современного сравнительного землеведения

Первый перевод Варена на русский язык

Первый русский перевод книги Бернарда Варения: Geographia generalis in qua affectiones generalis. Telluris explicantur. Autora Bernh. Varenio. Med. D. Amstelodami выполнен в 1716.

В 1715 Мусин-Пушкин приказал Федору Поликарпову отыскать в Москве экземпляр «Географии» Варена и перевести её на русский язык. Мусин-Пушкин рекомендовал Поликарпову, чтобы он переводил «не высокими словами словенскими, но простым русским языком». Книга нашлась и была выкуплена в библиотеку Мусина-Пушкина, но перевод для Поликарпова оказался весьма труден и ему не удалось вполне справиться с поставленной задачей. В предисловии к «любомудрому читателю» Федор Поликарпов сравнивает свой разум с «малым и худым – то есть дырявым, плохим, неважным – кораблецем», дерзнувшим пуститься «на широкий сей океан толкования».

Книга переведена с одного из амстердамских изданий Эльзевиров 1650, 1664 или 1671 , на что указывает тот факт, что в русском переводе исправления Иссаака Ньютона отсутствуют.

В конце 1716 перевод был закончен и рукопись немедленно выслана в Санкт-Петербург для прочтения и редакции императору Петру I. Русский царь остался недоволен переводом и велел его исправить, пока он будет совершать путешествие «по Европам».

Мусин-Пушкин торопил типографию с печатанием «Географии», чтобы издать её ко времени возвращения Петра I из-за границы. Но книга удалось издать лишь в июне 1718 года.

Рукопись – перевод Федора Поликарпова «Географии» Варена – находилась первоначально в Личной библиотеке Петра I. Сейчас она хранится в Рукописном отделе Библиотеки Академии наук. И рукописи, в Предисловии Автора перевода, и в первом русском печатном издании неверно (ошибочно) указан год выхода первого издания книги в Голландии «1640», в то время как в Голландии книга впервые издана в 1650.

Следующее второе издание книги «География» Варения в новом русском переводе было осуществлено в 1790 – через 72 года после первого «петровского» издания 1718.

«География генеральная» 1718 года

Бернхардус Варениус. География генеральная. Небесныи и земноводныи круги купно с их своиствы и деиствы в трёх книгах описующа преведена слатинска языка нароссиискии инапечатана в москве повелением царскаго пресветлаго величества лета Господня 1718 в иуне. - Москва: 1718. - [15 листов + 4]. - 647 с. + 4 листа Таблиц.

Была издана в качестве учебного пособия для Морской академии.

Издания Всеобщей географии

Сегодня известны 19 различных изданий Всеобщей географии, отпечатанных на латыни и четырёх европейских языках за 140 лет с 1650 по 1790. Книги имеют различные и неравноценные переводы, редакции, дополнения и изменения, различные иллюстрации, отличаются качеством бумаги и полиграфического исполнения. Книга Варена Всеобщая география издана на языках:

• латинском: 1650, 1664, 1671, 1672, 1681, 1693, 1712, 1715
• английском: 1682, 1683, 1693, 1733, 1734, 1736, 1765
• русском: 1718, 1790
• голландском: 1750
• французском: 1755

Всеобщая география 1712 года издания на латинском языке в свободном доступе

• 1712 год ([books.google.de/books?id=bZg5AAAAcAAJ Digitalisat])

Литература

• Библиотека А.В. Петрова. Собрание книг, изданных в царствование Петра Великого. Издание 2-е, дополненное с 34 снимками. Санкт-Петербург: 1913. № 46.
• Быкова Т.А., Гуревич М.М. Описание изданий гражданской печати 1708 - январь 1725. Москва-Ленинград: 1955. № 306.
• Битовт Ю. Редкие русские книги и летучие издания 18-го века. Москва: 1905. № 194.
• Бычков А.Ф. Каталог хранящимся в Императорской Публичной библиотеке изданиям, напечатанных гражданским шрифтом при Петре Великом. Санкт-Петербург: 1867. № 96.
• Книжные сокровища ГБЛ. Выпуск 2. Отечественные издания XVIII века. Каталог. Москва: 1979. № 4.
• Магия книги. Собрание Государственного исторического музея. Выставка 30 октября 2003 – 15 января 2004. Москва: 2003. №№ 11, 12.
• Пекарский П. Наука и литература в России при Петре Великом. Том II. Санкт-Петербург: 1862. № 390.

Ссылки

• [bigenc.ru/text/1900369 Варениус] // Большой Кавказ — Великий канал. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2006. — С. 602. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 4). — ISBN 5-85270-333-8.</span>

Отрывок, характеризующий Варен, Бернхард

– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.