Великий монреальский мир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Большой Мир Монреаля (фр. Le traité de la Grande Paix de Montréal) — мирный договор между Новой Францией и 40 племенами канадских индейцев. Документ был подписан 4 августа 1701 года губернатором Новой Франции Луи-Гектором де Кальером (fr:Louis-Hector de Callière), и 1 200 представителями индейцев. Соглашение закончило 100 летнюю войну между ирокезами (союзниками англичан) и французами, действовавшими в в союзе с гуронами и алгонкинскими племенами. Мир продлился 16 лет.





Бобровые войны

С момента прибытия европейцев в Северную Америку, они начали торговать с местными племенами. Контроль над меховой торговлей играл важную роль для индейцев, желавших быть торговыми партнёрами колонистов. Но между европейцами шла серьёзная борьба за сферы влияния, и англичане открыто поддерживали набеги ирокезов на Новую Францию.

Подготовка

Ирокезы с 1697 года отвергали мирные предложения, но убыль населения (из-за войн и эпидемий) заставила их пересмотреть свою позицию. Вдобавок, торговля стала приносить меньший доход, что объяснялось падением цен на меха. Индейцы предпочли торговать с Новой Англией, чьи купцы предлагали лучшие цены, чем французы.

Первая конференция состоялась на ирокезской территории в Онотаге в марте 1700 года. В сентябре в Монреале был подписан предварительный вариант мирного договора с пятью ирокезскими нациями.

Договор

Первые делегации прибыли в Монреаль в начале лета 1701 года. Ратификация затянулась из-за обсуждения договора между представителями американских индейцев и губернатором Л. Г. де Кальером. Подписание документа произошло в специальных условиях. Представители каждой нации поместили символ своего племени рядом с документом, после чего начался банкет. С этого момента французы получили право действовать в качестве арбитров во время конфликтов между подписавшими документ племенами. Ирокезы обещали сохранять нейтралитет в случае конфликта между французами и английскими колониями.

Последствия

После заключения мира, ничто не препятствовало ведению торговли и проведению исследовательских экспедиций, а также работе католических священников.

См. также

Напишите отзыв о статье "Великий монреальский мир"

Отрывок, характеризующий Великий монреальский мир

– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.